— Проводите, пожалуйста, Нину Сергеевну, — попросил его Торопов. — А то уже поздно.
Ничего не сказав, Слезкин начал одеваться. Торопов возвратился в канцелярию. Нина Сергеевна, закончив разговор, надевала перчатки.
— Вас проводить? — тихо спросил он.
— Не беспокойтесь… — Она боялась посмотреть на него.
На крыльце ее поджидал Слезкин. Большую часть пути они прошли молча. Панькина пыталась говорить что-то о звездах, кометах, Млечном пути. Костя помалкивал, а про себя думал: «Ишь ты, в астрономию ударилась… Рассказывай сказки… Знаем мы этот Млечный путь…»
Он довел ее до дому и, не попрощавшись, чуть не бегом пустился обратно. Нина Сергеевна поняла, что боец не просто забыл с ней попрощаться.
Слезкин отыскал Пушина, которого любил и уважал, и принялся возмущенно рассказывать:
— Вы понимаете, товарищ сержант? Прихожу я к Панькиной. Стучу. Выходит она, а за ней — наш лейтенант. Меня как огнем обдало. Вчера там гостил, сегодня… Днем ведь не идет, обязательно норовит ночью.
Пушин слушал и хмурился. То, что сообщил Слезкин, ему не понравилось. Серьезный человек, привыкший измерять жизнь строгими мерками, он понимал тревогу бойца. Но есть ли основания для нее? Где факты? А если эти ночные посещения дома Панькина Тороповым простая случайность? Может быть, там ничего и не было?
И Пушин строго сказал:
— Не раздувай. Не фантазируй. Она самостоятельная женщина, а не вертихвостка какая-нибудь!
Помолчав, Пушин еще строже предупредил Слезкина:
— Смотри, никому ни слова! Такими вещами не шутят. Надо сперва разобраться. Понял?
— Понял.
— Чтобы никакой болтовни!
Слезкин хотя и согласился, но никак не мог понять, почему сержант так снисходителен. «Ведь у Панькиных сын!» — кипел он в душе. Он всегда с отвращением думал о тех людях, которые влезали в чужие семьи. Это ему казалось подлым, недостойным мужчины.
На другой день, возвратившись из наряда, Слезкин столкнулся в коридоре с Пушиным. Привыкший к его добродушной улыбке, Костя удивился: лицо сержанта было злое.
— Болтун! Кому говорил?! Вся застава уже треплет языком! — прошипел Пушин.
Слезкин испуганно моргал глазами, божился:
— Ей-богу, товарищ сержант, никому не говорил. Я же не трепач!
— Точно? — допытывался сержант.
— С места этого не сойти!
Пушин и Слезкин вошли в сушилку. Бойцы, о чем-то оживленно разговаривавшие, умолкли. Пушин присел на лавку, закурил.
Морковкин сначала смутился, а потом начал что-то плести:
— Так вот, значит, едем мы с Марюдой на левый фланг, а навстречу нам, по той стороне, движется китайский обоз…
Митька запутался, притворно начал кашлять.
— Про китайский обоз потом! — перебил его Пушин. — Скажите-ка лучше, кто вам эту сказку о начальнике рассказал?
— Товарищ сержант, об этом в селе все бабы судачат, — оправдывался покрасневший Митька.
— А ты не развешивай уши и не распускай язык! Не будь бабой! — Пушин презрительно сплюнул…
А по селу, действительно, уже поползли слухи. Сельские сплетницы шептали о том, что начальник заставы наведывается по ночам к политруковой жинке. Кто-то якобы видел, как он приходил. Кто-то видел, как уходил. «Глубокой ночью!» — подчеркивали злые языки. На эти слухи наслаивались другие, все более нелепые и фантастические. Получалось, что уже не ночью, а утром уходил Торопов от учительницы! Молва, подобно рже, разъедала добрую славу, ходившую по селу о Нине Сергеевне, пятнала ее имя, а заодно — и имя ее мужа.
Пушин тут же, в сушилке, предупредил бойцов:
— Вот что, товарищи. Нечего уподобляться кумушкам. Давайте решим это дело по-мужски. Молчок — и крышка! Время покажет. А болтунам на язык наступайте!
— Согласны!
Пушин обвел взглядом лица бойцов, одобрительно кивнул.
— На том и порешим…
Торопов дал зарок: отныне он не переступит порога дома Панькиных!
Утром он уехал на фланг. Старался как можно дольше задержаться на наблюдательном пункте. Уверенность, что он сумеет обуздать себя, окрепла. Ему уже казалось, что между ним и Ниной Сергеевной ничего серьезного не произошло. Ну, поцеловал… Приедет Михаил — все забудется…
Думала над случившимся и Нина Сергеевна. Несколько раз она подходила к окошку в классе, рассеянным взглядом провожала пограничников, уезжавших на границу. Ученики задавали вопросы, она едва их слышала, отвечала путано.