Она это понимала и смотрела на меня злым затравленным зверьком, как будто не было этих двух месяцев, и матушка Играс только-только привезла её ко мне.
Рахаил — комендант крепости, сестринство в моём лице над ним не властно, и он запишет в своём отчёте о происшествии правду. А совет обители внимательно ознакомится с его коротким сообщением о причинах аварийного пробоя и срабатывания защиты на миностанции. Не все сёстры такие добрые, как Играс, воевать только с матерью-настоятельницей и не трогать её юную родственницу.
Я подтянула к себе короткую лавку, села и постаралась придать моему лицу как можно более мягкое выражение.
— Хорошо, начнём по-другому. Как меня зовут?
Кама с огромным трудом разлепила губы и прошептала:
— Сестра Анатеш.
— Кто я для тебя?
— Моя наставница.
— Я тебе говорила, что тебе запрещено практиковаться?
— Да.
— Так какого, Кама?..
Ответа не последовало, да и какой может быть ответ?
— Виновата, — с трудом выдавила Камалин.
— Это без сомнения. Лампочки во всём корпусе закончились — раз. Сработала защита от пробоя — два. Минопровод сгорел — три. Запускать его будут дня два, прежде чем проведут ремонт и проверку целостности — четыре. На всё это время мы останемся самое меньшее без света. Скажи спасибо, что никого не убила. Хотя меня приложило.
Девочка молча смотрела на меня.
— Кама, зачем? Скажи пожалуйста, почему? Ты же слушалась до этого!
Кама сглотнула, потом заплакала.
— Не знаю… вы мне разрешили провести молитву…
Ах, вот оно что. Я покачала головой. Девочка всхлипнула и втянула сопли.
— Что теперь? Матушка-настоятельница… она узнает…
— Ну, это крупный поступок. Плохой волшебник может убить кого-нибудь. Так что да, мать-настоятельница узнает. И совет узнают. Не от меня, так от орденцев. Рахаил точно честно напишет в Альдари о случившемся. Пусть он не будет особо красноречив, но в обители его отчёт получат и прочтут с интересом. Возможно, даже исполнится твоя мечта, и тебя отзовут обратно.
Глаза у девчонки стали круглыми, как два блюдца. Её начало мелко колотить. Так, вот это уже нехорошо. Мне стало её очень жалко, но если я сейчас сломаюсь и начну её жалеть раньше времени, то весь воспитательный эффект пропадёт. Надо выдержать, а потом уже обнадёжить.
— Вот видишь. А ведь всего лишь надо было слушать глупую сестру Анатеш.
Кама продолжила на меня пялиться. Я отвернулась и достала из кармана коробок со спичками. Хотелось закурить, но сигарет у меня не было. Да и если я начну дымить в казарме, меня рыцари с сапогами сожрут. Я не Рахаил, мне курить нельзя. Поэтому я просто принялась вертеть коробок в руках.
— Что мне делать?..
— Если бы я знала. Мать-настоятельница тебе кто, что тебя так из-за неё приложило?
Камалин сглотнула. Я вздохнула:
— Поздно уже бояться, ты накосячила. Теперь мы можем только молиться Тиаре и надеяться, что пронесёт. Я тебя топить не буду, но на снисхождение Рахаила не надейся. Он дураков страшно не любит, а ты… проявила себя не то чтобы очень умной особой. Так что давай, выкладывай мне всё, может быть, я придумаю, как тебя отмазать так, чтобы хотя бы из сестринства не выпнули… Кстати, тебе есть куда идти, если всё же выгонят? Родителей я знаю, нет уже. А всякие бабки-дядья? Хоть какая-нибудь родня?
Девочка отрицательно помотала головой.
— Сирота?
Кивок.
— Мать-настоятельница тебе кто? Да говори уже! Треть твоих проблем точно на её совести, если не половина, — я даже не кривила душой, хотя придерживалась непопулярного мнения, что в промежутке между пятнадцатью и двадцатью годами человек всё же не такой умный, как принято считать. И после двадцати тоже не прямо чтобы сразу становится разумным. Всё-таки, жизненный опыт — великая вещь. Я, несмотря на всё, что пережила, была куда глупее и наивнее моего брата, с пятнадцати лет оказавшегося в горниле сразу двух войн.
— Она мой опекун, — тихо сказала Камалин. Что ж, вроде не врёт.
— На каком основании? Родственница?
— Угу.
— И как, она сильно к тебе привязана? — впрочем, я уже знаю ответ. Не будь Камалин важна, матушка бы не проявляла к ней такой заботы. Вот ко мне она тёплых чувств не испытывала, и перед педагогическим советом не унижалась. Сразу указала на выход, совету ещё пришлось ловить меня на выходе, когда я, прорыдав в святилище всю ночь, намылилась в чём была ехать к брату в Альдари.
Камалин в ответ на мой вопрос кивнула.
— Понятно.
Мы помолчали.