— Не поздно! — сказал я, вспомнив самосвал и рассказ Спиридона Макеевича о пропавшем зерне. Старик сейчас наверняка в своем складе, ищет то, чего там никогда не было. Зерно надо искать во дворе тунеядца Хамугина.
Надо что-то придумать и задержать автомашину. По этой дороге она выйдет из поселка, она обязательно вернется сюда, к переулку. Надо что-то придумать за эти минуты. Если мы просто встанем на дороге и поднимем руки, он не остановится, он может что-нибудь заподозрить. Недаром бабушка говорит, что на воре шапка горит и ему кажется, что все встречные знают о его преступлении. Надо что-то придумать!
— Генка, я побегу к Макеичу, а ты сломай ногу.
Синицын шарахается от меня, как от прокаженного.
— Ты что, обалдел?
— Да нет, не по-настоящему, — злюсь я на его вечную бестолковость. — Понарошку.
— Как это?
В том конце улицы зарокотал мотор. Объяснять некогда.
— Беги на склад к Макеичу, скажи, чтоб он бежал к больнице. Живо! — толкаю я Синицына в спину, а сам, схватив за руки Лену и Пашу, выбегаю на дорогу. Потом кладу руки на их плечи и безвольно опустившись, начинаю стонать, подогнув ногу.
— Кричите, чтоб он остановился, — командую я, увидев в нескольких метрах от нас самосвал.
Лена и Паша быстро сообразили, что от них требуется, и, войдя в роль, отчаянно замахали руками и закричали:
— Стой! Стой!
Перед самым носом самосвал затормозил. Я застонал что было мочи. Почти подтаскивая меня к машине, Лена, задыхаясь, объясняла:
— Подвезите его к больнице, он ногу сломал.
— А, черти носят вас по ночам! — заругался шофер, и голос его показался мне очень знакомым. Он торопливо отворил дверцу и скомандовал:
— Полезай!
Я попробовал подтянуться на одной ноге, но «боль» еще сильнее сковала все мое тело, и я застонал. Сильная рука шофера схватила меня за плечо, и уже через секунду я сидел в кабине. Под ногами у меня было что-то мягкое. На ощупь я старался определить, что это? Лена тоже втиснулась в кабину. Паша хотел залезть в кузов, но шофер обругал его и велел убираться.
— Держитесь, — сказал нам водитель и включил скорость. И машина сразу рванулась вперед. Лена оттолкнулась от меня и чуть не вылетела из кабины — дверца распахнулась. Я прижал ее к себе правой рукой, а левой рванул дверцу. Лена была теплая. И в то же время она дрожала. От страха, понял я: еще бы, ехать в одной кабине с живым вором. В этом нет ничего хорошего. А что он вор и заодно с Прыщом, у меня сомнений не было — под ногами лежали мешки. Я незаметно погладил плечо Тарелкиной: не робей, держись, разведчик. Это наше первое настоящее испытание! Чтобы у шофера не возникло никаких подозрений, я время от времени стонал. После очередной кочки я застонал особенно сильно.
— Как же это тебя угораздило? — спросил водитель. — В чужой сад небось лазил да свалился с дерева?
«Вот паразит, — с ненавистью подумал я. — Думаешь, если сам жулик, так и все такие». А Лена уже объясняла ему:
— Нет, мы не лазили по чужим садам. Мы играли в прятки, а он бежал…
Вон и больница, и свет в приемном покое или в кабинете дежурного врача. Успел ли Генка добежать до склада и сообщить Ларионову о нашей находке? И как задержать шофера хоть на несколько минут? После очередного стона я склонил голову на плечо Лены и прошептал:
— Заметь номер.
На наше счастье, больничный сторож на требовательные нетерпеливые сигналы самосвала не спешил. Может, он вздремнул, а может быть, отлучился куда-то. Наконец он вышел из калитки, узнал о причине позднего беспокойства и только после этого открыл ворота. Самосвал подошел к самому крыльцу. В дверях показалась Клавдия Ивановна, мать Светки Киреевой. Увидев Лену, меня и незнакомого шофера, она страшно испугалась, прижала ладонь к груди и спросила:
— Что-нибудь со Светочкой?
— Да нет, не с ней, — объяснил шофер, глядя на Лену, считая ее Светланой. — Вот с этим героем. Ногу сломал.