— Видал, какой умный? — еще больше оживился Генка. — Все понимает, вот только говорить не умеет. А так, ну, ты знаешь, что ни скажу, все с полуслова понимает.
Все уже сошли с машины. Одни слушали объяснение моей мамы, другие вместе с Фаиной Ильиничной и Мишей Саблиным налаживали походную кухню. Федор Федорович, захлопнув капот, подошел к нам и насмешливо спросил, протягивая ногу в сторону собаки:
— Этот, что ли, будет помогать вам?
Леопард, зло сверкнув единственным глазом, ощерил изуродованную пасть и коротко рыкнул.
— Ишь ты, с характером, — удивился Федор Федорович, убирая ногу. — Где же ты такого красавца подобрал?
— У Прыща. Не подобрал. Мы купили.
— И за сколько же, если не секрет?
— За три рубля.
Федор Федорович задумчиво подкрутил ус и сказал, что если он, его сын, не знает, куда деньги девать, то он, его отец, не даст ему больше ни копейки. И если он, его сын, не знает чем заняться, кроме собаки, то он, его отец, купит завтра поросенка к тому десятку уток, и Генка будет их кормить и поить.
— А пса этого подари сторожу на ток, — приказал Федор Федорович.
— Да это не моя, Сенькина, — соврал Генка.
Генкин отец вроде подобрел, даже улыбнулся, подкрутил снова ус и пошел к моей матери.
— Поздравляю вас, Зоя Яковлевна, с прибавлением живности в вашем дворе. Обогащаетесь потихоньку от соседей.
Мама, видя ухмыляющуюся физиономию шофера, не приняла всерьез его замечание. И, взглянув в нашу сторону, поняв, о ком идет речь, сама стала такой же добродушно-насмешливой:
— Не одним же вам обогащаться, Федор Федорович. Кому уточки, а кому и собаки. Тоже ведь животное.
Я понимал, почему мама разговаривает именно таким тоном с отцом Генки. Ведь она знает, что собаку купил не я.
— Вы напрасно отказываетесь, — продолжала мама. — Кто же будет ваше добро стеречь. Оно у вас с каждым днем растет.
— Ну ладно, — не желая продолжать беседу, сказал Синицын, — пошутили и хватит. Так когда за вами приезжать, к вечеру, а может, к обеду?
— Лучше к вечеру. Как, Фаина Ильинична?
— Да, часикам к пяти.
— Счастливо оставаться, — приподнял кепку Синицын и забрался в кабину.
Мальчишки, которые видели, как встретил Леопард подход Федора Федоровича, не решились приблизиться к собаке меньше, чем на длину цепочки, которую Генка, по-моему, снял со старинных часов.
Почти каждый мальчишка нашего поселка знал, что во дворе Хамугиных еще неизвестно кто злее: собаки или хозяева. Поэтому теперь они, видя перед собой представителя этого двора, с любопытством топтались вокруг до тех пор, пока Фаина Ильинична не напомнила нам, для какой цели мы приехали.
— Во всяком случае, — подчеркнула она, презрительно осмотрев пса, — не для знакомства с достоинствами нового увлечения Синицына.
— А куда же я ее дену? — искренне удивился Генка, когда учительница предложила ему взяться за конец веревки и в паре с Грачевым пойти прочистить участок.
— Привяжи к себе, — без усмешки посоветовала Фаина Ильинична. — Иначе она кого-нибудь укусит.
— Нет, нет, я не согласен, — с серьезным видом возразил Грачев. — Укусит, а потом ходи на уколы. Лучше пусть он привяжет своего одноглазого пирата к столбу около грейдера. Все равно его никто не украдет.
— Он не Пират, а Леопард, — поправил его Генка. — К столбу идти очень далеко. Фаина Ильинична, дайте мне какую-нибудь другую работу.
— Какую же, например?
— Ну, например, я буду охранять.
— Что охранять?
— Ваши вещи, кухню.
Фаина Ильинична вздохнула и развела руками.
— Ох, горе… И зачем ты только приехал?
— Да мне отец приказал, — чистосердечно признался Генка. — А так я бы сегодня не приехал. Вот завтра, пожалуйста.
Учительница с сожалением посмотрела на своего питомца и его собаку, которая косила единственным глазом на говорившего и изредка рычала.
— Ладно уж, ступай к девчонкам, а псу прикажи, чтобы лежал смирно.
Генка радостно рванул цепочку. Леопард взвизгнул и, припадая на левую лапу, потрусил за хозяином. Мы с Грачевым последними вышли на поле. Ребята, растянувшись на километр, по-бурлацки тащили длинные веревки.
Над полем стоял ровный шорох и гул голосов. От веревок пшеничное поле, будто море, колыхалось волнами. Колосья то пригибались низко к земле, то, как стрелы, пущенные с тетивы, выпрямлялись. А жуки, сброшенные на землю, противно переворачиваются со спины на брюхо, стараются зарыться в пахоту, уползти по стеблю вверх. Да не тут-то было. Наши ботинки настигают их и безжалостно вдавливают в землю.