Ольга говорила с тысяцким так, как не позволяла себе говорить ни с кем, считая такой тон унизительным для достоинства великой княгини. Однако сейчас перед ней был не человек, чьё мнение о ней её могло хоть сколько-нибудь заботить, а мыслящее и говорящее орудие, которое она с наибольшей пользой для себя должна была использовать для осуществления задуманного плана. Разве приходит в голову мысль об утрате своего достоинства человеку, приручающему ласковым словом и вкусной пищей собаку, которой предстоит сослужить ему важную службу? Конечно нет. Так почему такая мысль должна волновать Ольгу? Для неё сейчас существует она, творец и главный исполнитель замысленного ею плана, и все остальные люди, в той или иной степени служащие для его выполнения. А чтобы заставить других людей стать — осознанно либо вопреки собственной воле — послушным орудием в своих руках, Ольге необходимо умело применять все доступные ей средства — ласку и принуждение, правдивое слово и схожий с истиной вымысел, влияние великой княгини и проявление чувств женщины-жены.
На порубежье Рогдай сделал всё, что от него требовалось, и теперь должен был возможно быстрее исчезнуть из Киева, предоставив Ольге право говорить с воеводами от его имени. Самым благовидным предлогом заставить Рогдая по доброй воле спешно покинуть Киев было отправить его к Сурожскому проливу. Для этого ей следовало явить себя в глазах тысяцкого не гордой княгиней, а безутешной в своём горе женщиной, озабоченной судьбой мужа и стремящейся сделать всё, чтобы помочь ему живым возвратиться домой.
— Великая княгиня, ты напрасно кручинишься о судьбе своего мужа, — произнёс Рогдай. — Зная, что преследующие его ромейские корабли превосходят русские ладьи в скорости и могут опередить их, великий князь никогда не приблизится к Днепру, не выслав предварительно разведку. Сделает он это незаметно ночью либо в тумане, поручит людям, которым не составит труда обнаружить в лимане и на его берегах не только чужие корабли, но спрятанную там иголку. Точно так поступит великий князь и на подходе к Сурожскому проливу, тем паче что с обеих его сторон лежит вражья земля — имперские Климаты и хазарские степи. Так что в расставленные ему ловушки великий князь не угодит никак, а вот где он станет прорываться на Русь — по Днепру или через Сурожский пролив — будет зависеть только от него и приговора воеводской рады.
— Где ему грозит большая опасность — на Днепре или в Сурожском проливе?
— Везде, где патрикий Варда сможет навязать ему бой. Ромейский флот превосходит наш по боевой мощи, к тому же ладьи после неудачного сражения близ Царьграда наверняка имеют повреждения, а за время плавания у малоазиатских берегов и при возвращении домой не могли не побывать в штормах, что ещё больше ухудшило их состояние. Ежели верить рассказам константинопольских купцов, великий князь захватил в Вифинии богатую добычу. Помимо неё на ладьях, как обычно после походов, немало раненых и больных, значит, они скованы в манёвре и станут в бою хорошей целью для «греческого огня». От разгрома или тяжелейших потерь великого князя спасёт не выбор места прорыва, а то — удастся ли ему незаметно проскользнуть мимо вражеских кораблей или внезапно напасть на них, сразу склонив чашу весов битвы в свою пользу.
— Рогдай, я намерена оказать помощь великому князю и его войску независимо от места их прорыва и от того, какие потери при этом они понесут, — сказала Ольга. — Как лучше сделать это с тем малым войском, что имеется при мне, и не забывая, что помимо ромеев на море у Руси немало других недругов на суше?
— Если великий князь будет прорываться в Днепр, помочь ему не составит особого труда. Надобно лишь заранее переправить за пороги оставленную с тобой ладейную дружину, и, когда княжьи суда начнут в устье бой, она нападёт на ромеев с тыла, оттянув на себя часть их сил. Порубежная стража на Днепре и в лимане начеку днём и ночью и без промедления известит тебя и главного воеводу о появлении нашего флота, поэтому вы сможете действовать без промедления. А вот помочь великому князю у Сурожского пролива нельзя никак: ни одного нашего боевого судна там нет, а ладейная дружина не в счёт. Во-первых, ей не поспеть к проливу раньше возможного боя, во-вторых, се не выпустят в море ромейские корабли в устье Днепра. Кстати, не входит ли в их задачу заодно прервать связь по воде между Русью и ладьями великого князя? — предположил Рогдай.