— Защита родной земли — святое дело, княже. Коли ты обнажаешь меч во имя Руси, наши боги будут с тобой.
Они укрепят дух и силу внуков, не оставят их в беде. Победы и славы тебе, княже!
— Мудрый старче, я был ночью на Лысой горе у хранителя священного источника, пробитого в камне огненной стрелой Перуна. Боги открыли мне, что поход на Византию Русь оплатит большой кровью. Сними с моей души сию тяжесть, мудрый старче.
Губы верховного жреца презрительно дрогнули, в глазах блеснул злой огонёк. Как мало походил он сейчас на смиренного служителя Неба, всё выдавало в нём старого воина. Не белой домотканой рубахе было место на его широких плечах, а железной боевой кольчуге. На свой посох жрец опирался так, словно это была тяжёлая, всё сокрушающая секира. Даже признаков кротости и послушания кому или чему бы то ни было нельзя было заметить на лице бывшего воеводы, наоборот, смелостью и решительностью дышали его черты.
— Не на дружеское застолье, а на кровавую брань идёшь ты, княже. За русские обиды поднимаешь Русь против империи, и никакая кровь не будет дорогой ценой за это. Бог воинов-русичей Перун, все наши справедливые боги будут с тобой и твоими воинами!
Игорь отвёл в сторону радостно блеснувшие глаза, в пояс поклонился верховному жрецу.
— Мудрый старче, за помощь богов русичи не поскупятся на щедрые дары. — Великий князь выпрямился, посмотрел на безмолвно застывших воевод. — Вы слышали напутствие верховного жреца, значит, ведаете волю богов. Повторяю ещё раз: как только древляне с полочанами и викинги ярла Эрика присоединятся к киевской дружине, я тотчас поведу их на империю. А сейчас хочу знать, кто из вас тоже пойдёт со мной.
И опять вперёд выступил главный воевода Ратибор.
— Княже, ты собрал нас на раду, дабы услышать наше слово, — мы сказали его. Однако ты не просто русич и наш брат по крови и вере, а великий князь, и потому наш долг повиноваться тебе. Ты проговорил — брань, твоё слово — закон для нас. Так пусть трепещет империя, и да помогут нам боги!
Ратибор выхватил из ножен меч, поднял над головой. В тот же миг заблестели клинки в руках остальных воевод. Швырнув меч в ножны, Ратибор склонил голову в сторону великого князя.
— Как твой главный воевода, внемлю тебе, княже.
— Вначале о неотложном. Утром вели перекрыть ладейными дозорами Днепр и конными все дороги и тропы на Дунай-реку: никто не должен предупредить империю о предстоящем походе. Мы обрушимся на Царьград как снег на голову. Точно так, как свершили это до нас князья Аскольд и Дир.
Согнувшаяся, едва различимая в ночном мраке человеческая фигура скользнула из-за дерева к урезу воды, остановилась подле наполовину вытащенного на берег Днепра челна. Прислонившись спиной к борту, одинокий рыбак не спеша чистил рыбу, у его ног пылал небольшой костёр с подвешенным над ним казанком. Подошедший неслышно ступил из темноты в освещённый огнём круг, и яркое пламя костра позволило его рассмотреть.
Это был высокий, старше средних лет человек в длинном монашеском одеянии с наброшенным на голову капюшоном, из-под которого виднелись лишь аккуратно подстриженная борода и острые, внимательные глаза.
— Ты один? — отрывисто спросил он у рыбака, даже не поприветствовав его.
— Да, святой отец. Присаживайся к огню, уха скоро поспеет.
— Не до неё сейчас, — раздражённо бросил человек в капюшоне. — Думаю, что тебе тоже не придётся вкусить её. С делом явился к тебе, сын мой, с важным и неотложным, которое не терпит отлагательств и промедления.
Рыбак, молодой, крепкий юноша с маленьким медным крестиком на шее, выжидающе уставился на пришедшего. Тот уселся рядом с рыбаком на корягу, наклонился к его уху.
— Проклятые язычники собираются в поход на град святого Константина. Их уже десять тысяч, к ним на днях должны примкнуть ещё две тысячи полочан и древлян.