В просторном холле стояла толпа незнакомых бабушек и молодых женщин, позади них скромно находилось несколько мужчин. Болат, обладавший оперативным мышлением, про себя подумал: «человек пятнадцать, наверное, в очереди на жилье стоят, в руках бумаг нет и телефонов тоже – значит, на видео снимать не будут». Он, прошедший тяжелую школу переговоров, знал, что победить можно, только играя по своим правилам, а не навязанным и, желательно, на своем поле. Поэтому еще раз грозно и внимательно оглядев толпу, отмечая про себя, судя по их одежде, невысокий социальный статус ходоков, и то, что они приезжие с районов, зычно огласил, озадачивая их: «Говорите по-русски». Толпа, переглянувшись между собой, была удивлена такой постановкой вопроса. Наконец, та сама золотозубая бабушка, не прекращавшая ни на минуту радостно улыбаться, коверкая слова и с ужасным акцентом торжественно объявила: «Мы украли твою дочь, свадьба будет».
Сердце тяжелым булыжником громыхнуло вниз на дно желудка, больно отдавая по внезапно ослабевшим, почти ватным ногам.
Как украли?! Мою дочку?! Ей всего пятнадцать!
При этих мыслях слезы брызнули из глаз отца. Оглядывая теперь сквозь пелену зыбкую толпу, он обратил внимание на парня, который радостно и смущенно улыбался, глядя на него. «Хана тебе», – то ли только подумал, то ли вслух сказал Болат и зло прищуривая глаза, сделал шаг к нему. Бабушки и женщины, давно распределившие роли для себя и имевшие опыт в подобных сценах, тут же с воплями бросились под ноги мужчины, цепко охватывая его, не давая сделать и шага. Несколько женщин повисли на плечах и руках, обездвиживая его.
Болат, вначале удивленно оглядывая женщин, гроздьями повисших на нем и одновременно кричащих о пощаде и счастье молодых, со злостью начал расшвыривать всех, пиная и ударяя, заводя себя, не сдерживаясь и не разбирая, кто перед ним.
Жена, погруженная в свои невеселые мысли, услышала неожиданные шум и крики, доносящие с холла. Среди них отчетливо был слышан яростный рык мужа: «Убью всех, су…и».
Ботагоз, бойкая по характеру, бросилась из спальной комнаты к двери. Когда она босая выбежала из квартиры в холл в легкой и яркой, дорогой и модной пижаме, купленной в Италии, распахнув входную дверь полностью настежь, то взоры одетых в зимние выцветшие полушубки, потертые дубленки тут же приковались к ней. За ее спиной проглядывалась явно богатая и современная прихожая с дорогими предметами интерьера. Неожиданное появление молодой женщины в облегающей, подчеркивающей волнующие формы, легкой накидке, никогда невиданной до этого момента и эротической для жителей сельских районов, заставило всех резко остановиться и замолчать.
Только Болат, воспользовавшись секундной паузой, завершил начатое. В легком прыжке на подскоке левым боковым он точно попал, куда метил. Ощущая, как костяшки кулака погружаются в мягкие ткани, как лопаются хрящи носа паренька, он испытывал дьявольское удовлетворение. Пробуждалась в нем иногда такое иезуитское коварство. Он хотел не просто избить этого парня, отобравшего у отца родительское счастье, а именно покалечить, изуродовать вора.
Лет тридцать назад ребята с зала восторженно похлопали бы такому удару. «Как по книжке», – одобрительно бы сказал Сан Саныч, уважаемый всеми тренер.
Но в этот раз только испуганный вздох пронесся среди толпы, а из мужчин, возможно даже, близких родственников парня, никто не бросился к Болату с желанием отомстить. Норковая шапка, причесанная и начищенная, далеко отлетела от лежащего без сознания ее хозяина.
Золотозубая бабушка, потерявшая свой белый платок, подбежала к Ботагоз и искательно заглядывая в глаза, при этом прижимая руки к сердцу, что-то быстро стала ей объяснять. У Болата был нарушен слух еще в детстве, поэтому он не мог разобрать, что шепчет эта седая ведьма, по его определению. Его жена в ответ на слова старухи несколько раз переспрашивала, удивленно поднимая при этом свои красивые брови. В конце краткого диалога она громко произнесла: «Долбан». Это было любимое ругательство Болата и со временем оно приелось и к Ботагоз. «Долбаны», – повторила она звонко, обращаясь ко всем.
– Эти придурки ошиблись адресом. У нас новый дом, только построенный, адрес: двадцать семь дробь один, – на последних словах она громко обратилась к толпе и еще раз повторила, – дробь один!
Генплан города, разработанный при Советском Союзе, не предусматривал будущее расширение и точечную застройку квартала. И девелопер, найдя единственное удобное место между двумя серыми панельными старыми постройками, возвел одноподъездный уютный светлый малоэтажный дом. Которому присвоили номер через дробь. Поэтому если идти с конца улицы, то невнимательные люди могли не заметить или проигнорировать черточку на номере дома.