И все равно, увлеченный порывом жгучего желания развлечь свои тупеющие чувства, Вольфштайн нарушил свои обещания, сел за игорный стол и поставил чудовищную сумму на кон, и роковой бросок костей уже был готов решить судьбу несчастного Вольфштайна.
Воцарилась тишина, как бывает в преддверии какого-то ужасного события. Все взоры устремились на лицо Вольфштайна, который, отчаявшись от опасности, держался с чрезвычайной твердостью.
С другого конца стола стоял некий незнакомец. Казалось, он не питает интереса к происходящему, но своим неподвижным взглядом он притягивал к своему лицу все взоры.
Вольфштайна пробрала невольная дрожь, когда — о, ужасное подтверждение его самых страшных предчувствий — это оказался Джинотти! Ужасный, таинственный Джинотти, чей мрачный упорный взгляд оледенил душу Вольфштайна безотчетным страхом.
Крайне сильные и противоположные эмоции захлестнули Вольфштайна, ибо на мгновение его голова пошла кругом от дикого смятения, но он укрепился решимостью даже перед лицом адских ужасов и крушения всего. Он посмотрел на загадочного наблюдателя, стоявшего перед ним, и, невзирая на сумму, которую он поставил, которая прежде поглощала все его внимание и привлекала живейший интерес, инстинктивно бросил стаканчик для костей на стол и пошел следом за Джинотти, который собирался было покинуть комнату. Вольфштайн решил разорвать опутавшие его цепи рока, который чуть не разрушил его будущее, ибо те неудачи, которые преследовали его после того, как он покинул шайку, были, по его мнению, напрямую связаны с Джинотти.
Со смятенной душой Вольфштайн решил сорвать завесу тайны, окутывавшей Джинотти, а решившись, вознамерился посвятить нынешнюю ночь тому, чтобы отыскать его логово. С такими чувствами он выскочил на улицу и пустился следом за гигантской фигурой Джинотти, который величественно шагал вперед, словно уверенный в своей безопасности, не осознавая жадного взгляда, с которым Вольфштайн ловил каждое его движение.
Была полночь, но они продолжали идти. Отчаяние гнало Вольфштайна вперед. Он решил преследовать Джинотти до конца вселенной. Они миновали множество узких боковых улочек. Тьма стояла непроглядная, но лучи фонарей, выхватывавшие из тьмы высокую фигуру Джинотти, направляли шаги Вольфштайна.
Они достигли конца Страда Нуова. Вольфштайн слышал только неторопливую поступь Джинотти. Внезапно фигура Джинотти исчезла из виду. Тщетно он озирался по сторонам, обыскивал все закоулки, в которых тот мог укрыться, — Джинотти исчез!
Невозможно описать изумления, смешанного с благоговейным страхом, которое овладело Вольфштайном. Напрасно он обыскивал все углы. Он устремился к мосту. Там стояли рыбаки, он расспросил их, не проходил ли мимо них очень высокий человек? Они удивленно переглянулись, но единодушно ответили, что нет, не проходил. Пока бурные чувства сменяли друг друга в груди Вольфштайна, он, вечная жертва чрезвычайных обстоятельств, остановился на минуту, думая как о таинственном появлении Джинотти, так и о его исчезновении. Он не сомневался, что того привело в Геную некое важное дело. Безразличие Джинотти к игре, тот особенный взгляд, которым он сверлил Вольфштайна, не выходили у него из головы, но его чрезвычайно волновала тайна, всегда связанная с ним.
Город был тих. Генуэзцы погрузились в сон, и лишь случайные разговоры рыбаков, которые только что вернулись, нарушали тишину, а свет небесных звезд затянули густые облака.
И снова Вольфштайн рыскал по той части города, что лежала вокруг Страда Нуова, но никто не видел Джинотти, и всех удивляло безумное выражение лица и беспорядочный вид Вольфштайна. Колокол пробил три часа ночи прежде, чем Вольфштайн оставил свои поиски, решив, что дальше искать бесполезно. Он нанял портшез, чтобы вернуться домой, где его, без сомнения, с тревогой ждала Мегалена.
Ночная мгла, когда он проезжал по улицам, уже не была такой непроглядной, и он заметил, что один из носильщиков был выше остальных, да еще и надвинул шляпу на глаза, чтобы скрыть лицо. Однако его вид не вызвал у Вольфштайна подозрений, поскольку он был слишком погружен в слишком личные размышления, чтобы заметить то, что в другой момент могло бы возбудить в нем интерес. Ветер стонал среди неподвижных колоннад, и серый свет утра начал пробиваться над восточным горизонтом.
Они вышли на улицу, которая вскоре привела их к дому Вольфштайна, который теперь не сводил глаз с носильщика. Его огромная фигура поразила его невольным благоговением: таков необъяснимый ход мыслей человека. Он вздрогнул. «Этот человек, — подумал он, — несомненно Джинотти: он следит за всеми моими действиями, я чую его неодолимую силу душой, и уйти от него невозможно». Он глубоко вздохнул, когда подумал об той страшной связи, мрачной и таинственной, что существовала между ним и Джинотти. Сердце его упало от мысли о собственном ничтожестве, раз другой смертный может иметь над ним такую силу, пусть и незримую. Он почувствовал, что больше он не независим. Пока эти мысли будоражили его разум, портшез остановился перед его домом. Он повернулся, чтобы раздать носильщикам плату, и, глянув на лицо, которое прежде оставалось скрытым — о, ужасная и леденящая душу уверенность! — он узнал смуглое лицо ужасного Джинотти. Несчастный Вольфштайн оцепенел, словно ад разверзся у него под ногами, словно ночной призрак ослепил его измученные глаза. Душа его сжалась от страха и омерзения при виде существа, которое даже в его собственных глазах было выше гордого и надменного Вольфштайна. Прежде чем он сумел взять себя в руки, возбужденный такой неожиданной встречей, Джинотти сказал: