Мадам де Сент-Ирвин пробудилась и знаком подозвала дочь. Элоиза повиновалась и, упав на колени, поцеловала руку матери, в приступе горя омыв ее слезами.
— Элоиза, — сказала ее мать голосом, дрожащим от слабости, — Элоиза, дитя мое, прощай, прощай навек. Я умираю, но прежде я много хочу сказать моей любимой дочери. Ныне ты остаешься в жестоком, безжалостном мире и, возможно, о, возможно, станешь жертвой его предательства. О! — Она откинулась на подушки в приступе невыносимой боли; мимолетная живость осветила ее выразительное лицо, она улыбнулась — и умерла.
Все было тихо, и в мрачной комнате воцарились молчание и ужас. Мертвенно-желтый лунный свет коснулся лица умершей и осветил ее черты, привлекательные даже в смерти, представлявшие ужасный и кошмарный контраст с царившим вокруг мраком! Ах! Таков же был контраст между покоем, которым наслаждалась душа умершей, и страданиями, ждавшими несчастную Элоизу. Бедная Элоиза! Она потеряла почти единственного друга!
Под гнетом немого горя скорбящая девушка упала на колени. Она не говорила ни слова, не плакала, ее скорбь была слишком тяжелой для слез, но, о, сердце, ее терзала невыносимая боль. Но даже среди страхов, которые столь печальное событие должно было вызвать, мысль о том незнакомце в Альпах возносила душу Элоизы к вершинам ужаса и самого неистового отчаяния. Ибо она пыталась разогнать мысли, теснившиеся в ее мозгу в этот момент, столь судьбоносный, столь жуткий, но, увы, ее попытка была бесплодной! Она продолжала стоять на коленях, прижимая к горящим губам безжизненную руку матери, когда утренний луч поведал ей, что если она задержится здесь, то это возбудит подозрения в ее умственном расстройстве. Она встала и, покинув комнату, объявила о скорбном событии. Она раздала указания по поводу погребения. Похороны должны были быть осуществлены так скоро, как только это позволят приличия, поскольку бедная, не имевшая друзей в жизни Элоиза желала поскорее покинуть Женеву. Она написала о роковом событии сестре. Медленно тянулось время. Элоиза проводила тело матери к месту ее последнего упокоения и возвращалась из монастыря, когда какой-то незнакомец сунул ей в руку записку и быстро исчез.
«Не пожелает ли Элоиза де Сент-Ирвин встретиться со своим другом в аббатстве завтра вечером в десять часов?»
ГЛАВА VIII
— Зачем же этих слез поток?
И сердце дрогнуло в груди!
Его дыханье пресеклось,
Он взглядом бешеным глядит,
Который мог бы Смерть сразить,
Когда, костлява и страшна,
Подобно призраку стоит
Над умирающим она.
Да, они бежали из Генуи, они спаслись от погони и ускользнули от правосудия, но не могли скрыться от угрызений яростной и мстительной совести, которая своими жестокими шипами терзала их везде, куда бы они ни направлялись. Удача благоприятствовала им, поскольку удача порой в этом мире бывает на стороне нечестивых. Вольфштайн получил известие, что в Богемии умер его дядюшка, сказочно богатый, и завещал ему все свое имущество. Туда и отправился Вольфштайн вместе с Мегаленой. Путешествие ничем особенным не отличалось, достаточно сказать, что они прибыли туда, где находилось новое имение Вольфштайна.
Мрачные и пустынные пейзажи окружали не менее заброшенный замок. Печальные вересковые пустоши тянулись вокруг, насколько хватало взгляда. Лишь отдельные сосны да дубы, сотрясаемые громовыми раскатами, нарушали монотонность пейзажа. Описывать замок нет смысла — как все замки богемских баронов, он представлял собой смесь готической и варварской архитектуры. Над темными просторами светилась мутная луна, чуть подсвечивая могильным светом низкие густые облака (ибо висевший низко над горизонтом ущербный месяц десятикратно усиливал жуткую пустоту пейзажа); ночная птица наполняла глухой слух вечера пугающими криками, разгоняя более ничем не потревоженную тишину. Таков был унылый привет их нового обиталища.
Они сошли у старинного входа и, пройдя сквозь обширный и неуютный зал, были препровождены в не менее обширную гостиную. Разожженный камин придавал немного уюта в вечернем холоде поздней осени, и Вольфштайн, уладив домашние дела, проговорил с Мегаленой до полуночи.
— Но ты так до конца и не объяснил мне, — сказала Мегалена, — той тайны, что окружала того странного человека, с которым мы встретились на постоялом дворе в Брено. Мне кажется, я один раз видела его, иначе бы я не думала о той встрече.