Я люблю воздушный стих.
Кроткие мечты
Тихих, мудрых, и благих;
Я такой, как ты.
Только я лишен его,
Света счастья твоего.
Я люблю Любовь, — дитя, —
Что на краткий миг
К нам приходит, и шутя
Прячет вновь свой лик.
Но тебя, в мельканьи дней,
Я люблю всего сильней.
Ты восторг с собой несешь,
Гонишь призрак бед,
И в ненастный сумрак льешь
Лучезарный свет.
Жизнь и радость, о, приди,
Вновь прижмись к моей груди!
ПРЕВРАТНОСТЬ
Цветок чуть глянет, — и умрет,
Проживши день всего;
Мираж восторга нам сверкнет,
Глядишь и нет его.
Непрочен счастия привет:
Во тьме ночной житейских бед
Он — белых молний свет.
Как красота души хрупка,
Как редок дружбы смех,
И как в любви нас ждет тоска
За краткий миг утех!
Но пусть восторг промчится сном, —
Всегда мы то переживем,
Что мы своим зовем!
Пока лазурны небеса,
Покуда ясен день,
Пока блестит цветов краса
И медлит скорби тень.
Мгновенья быстрые считай,
Отдайся райским снам, мечтай,
Пробудишься, — рыдай!
СТРОКИ, НАПИСАННЫЕ ПРИ ИЗВЕСТИИ О СМЕРТИ НАПОЛЕОНА
Ты все жива, Земля, смела? Таишь весну?
Не чересчур ли ты смела?
Ты все еще спешишь вперед, как в старину?
Сияньем утренним светла.
Из стада звездного последней, как была?
А! Ты спешишь, как в старину?
Но движется ли труп, когда без духа он,
Ты двинешься ль, когда погиб Наполеон?
Как, сердце у тебя не оковалось льдом?
Горит очаг? Звучат слова?
Но разве звон по нем не прозвучал как гром,
О, Мать Земля, и ты жива?
Ты старые персты могла согреть едва
Над полумертвым очагом
Молниеносного, когда он отлетал, —
И ты смеешься — да? — когда он мертвым стал?
«Кто раньше знал меня, — звучит Земли ответ, —
Кто ведал Землю в старину?
Ты слишком смел, не я». И молний жгучий свет
Прорезал в небе глубину.
И громкий смех ее, родя в морях волну,
Сложился в песню и в завет:
«К моей груди прильнут все те, что отойдут;
Из смерти жизнь растет, и вновь цветы цветут».
Я все жива, смела, — был гордый вскрик Земли, —
Я все смелее с каждым днем.
Громады мертвецов мой светлый смех зажгли,
Меня наполнили огнем.
Как мерзлый хаос, я — была объята сном,
В туманах, в снеговой пыли,
Пока я не слилась с героем роковым.
Кого питаю я, сама питаюсь им».
«Да, все еще жива, — ворчит Земля в ответ,
Свирепый дух, Наполеон,
Направил к гибели поток смертей и бед,
Из крови создал страшный сон;
Так пусть же тот металл, что в лаву превращен,
Не тратит даром жар и свет,
Пусть примет форму он, и пусть его позор
Зажжется как маяк — как в черной тьме костер».
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ВЕЛИЧИЕ
Сонет
Ни счастье, ни величие, ни сила,
Ни слава не лелеют никогда
Рабов, что тирания превратила
В послушные безгласные стада.
Их летопись — бесславная могила,
Поэтов не находит их беда,
От них искусство лик свой отвратило,
Они, как тени, гаснут без следа,
Бегут к забвенью в слепоте позорной.
Что эти числа, этот рой тупой?
Пусть правит человек самим собой, —
В своей лишь воле видит трон бесспорный,
Пусть высится он, будучи один,
Всем чаяньям, всем страхам — властелин.
АЗИОЛА
1
«Ты слышал, Азиола не кричала?
Мне кажется, она вот в этой стороне», —
Сказала Мэри мне,
Когда сидели мы безмолвно и устало
В беззвездных, сумерках, не зажигая свеч,
И я, боящийся докучных лишних встреч,
Спросил: «Кто Азиола эта?»
Как я возликовал, узнав из слов ответа,
Что нет и тени в ней людского существа;
Испуг мой Мэри увидала,
И усмехнувшись мне сказала:
«Не бойся! То птенец-сова!»
2
Печальное созданье, Азиола!
Я услыхал в вечерний час
Твой крик певучий, много раз,
В глухих лесах, в полях, над ровной гладью дола,
В болотах, на откосах гор,
С участием тебе внимал я с этих пор;
И никогда ни пенье птицы,
Ни шум ветров, ни голоса людей,
Ни рокот лютни-чаровницы
Не трогали души моей,
Как ты: не так, как все, и этих всех нежней.
Тебя с тех самых пор, печальное созданье,
Я полюбил за крик, похожий на рыданье.
ВОПЛЬ