Утром он должен проводить ее до Пассау. Он решил по дороге сохранять полное молчание или, что бы ни случилось, не допускать ни единой двусмысленности, которая могла быть не так истолкована.
Миновала ночь. Наступило утро, и вершины далеких гор позолотил восход.
В восторге от успеха своего плана и едва способная скрывать пылкие чувства своего сердца, хитрая Матильда, как только спустилась в маленькую гостиную, где Клодина накрыла простой завтрак, изобразила уныние, которого вовсе не ощущала.
Ее общение с Верецци было отмечено нескрываемой невинной и кроткой нежностью. Ее глаза были опущены к полу, и каждое ее движение говорило о смирении и чувствительности.
Наконец они покончили с завтраком, пришло время, когда Матильда в сопровождении Верецци отправилась вдоль реки обратно в Пассау тем же путем, что и пришла. Некоторое время царило мрачное молчание, но наконец Матильда заговорила.
— Злой Верецци! Ты вечно будешь пренебрегать мной? И ради этого я отбросила стыдливость своего пола и призналась тебе в страсти, слишком жестокой, чтобы скрывать ее? Ах! Хотя бы пожалей меня! Я люблю тебя, я обожаю тебя до безумия!
Она замолкла. Особенное выражение ее темных глаз говорило о буйстве желаний в ее груди.
— Не стоит мучить себя и меня, синьора, — сказал Верецци, — этими бесполезными признаниями. Разве достойно вас, — достойно Матильды, — продолжал он с улыбкой горького презрения, — говорить о любви с тем, кто любит Джулию?
Слезы заструились по щекам Матильды. Она вздохнула, и вздох этот, казалось, шел из самой глубины ее души.
Такой неожиданный ответ тронул Верецци. Он был готов к упрекам, но его чувства не могли устоять перед слезами Матильды.
— Ах! Простите меня, синьора, — воскликнул Верецци, — если мой разум, пораженный разочарованиями, велел мне произнести слова, которых не желало мое сердце!
— О! — ответила Матильда. — Это я виновата. Захваченная бурей страстей, я произнесла слова, одно воспоминание о которых приводит меня в ужас. О, простите, простите несчастную, чья единственная вина заключается в том, что она слишком сильно любит вас!
И с этими словами они вступили на людные улицы Пассау и, быстро идя вперед, вскоре оказались перед домом графини ди Лаурентини.
ГЛАВА VI
Поскольку характер Матильды уже был достаточно описан, нет смысла говорить о нем дальше. Достаточно сказать, что ее сладостные намеки и хорошо рассчитанные уговоры так завладели воображением Верецци, что его решимость вернуться на закате в дом Клодины слабела с каждой минутой.
— Неужели ты вот так оставишь меня? — воскликнула Матильда с глубокой болью, когда Верецци был готов уйти. — Неужели ты незаметно покинешь ту, которая ради тебя одного отбросила гордость высокого происхождения и блуждала в безвестности по неведомым краям? О! Если я (увлеченная любовью к тебе) преступила границы скромности, не дай, о, не дай другим ранить меня безнаказанно. Останься, умоляю тебя, Верецци, если еще хоть искра сочувствия осталась в твоей груди, останься и защити меня от тех, кто тщетно добивается той, кто безраздельно принадлежит тебе.
Такими словами Матильда действовала на благородные страсти Верецци. Жалость, сочувствие к той, чьим единственным изъяном он полагал любовь к нему, победили мягкую душу Верецци.
— О, Матильда, — сказал он, — хотя я и не могу любить тебя, хотя моя душа окончательно принадлежит другой, все же, поверь мне, я ценю тебя и восхищаюсь тобой. Мне прискорбно, что сердце, полное стольких блистательных добродетелей, думает лишь о том, кто не способен оценить его.
Шло время, и каждый раз солнце заставало Верецци в Пассау под кровлей дома Матильды. Эта мягкость, эта умилительная нежность, которыми она прекрасно умела пользоваться, начинали убеждать Верецци в несправедливости той невольной ненависти, которую его душа испытывала к ней. Ее разговоры были полны чувства и утонченных мыслей. Она играла ему прохладными вечерами, и часто после заката они вместе гуляли среди пышной природы и роскошных лугов, омываемых Дунаем.