Во время их путешествия Матильда пыталась всеми заботами, всяческим добрым и сочувственным вниманием разогнать меланхолию Верецци, понимая, что, если снять тяжесть с его души, он быстро восстановит здоровье. Но, увы, это было невозможно. Хотя он был благодарен Матильде за внимание, его лицо туманила еще более глубокая меланхолия; более глубокая пустота и апатия вытягивали из него жизнь. Ему совершенно претило все то, что, возможно, сильно интересовало прежде. Чудовищное величие Альп, стремительно низвергающиеся водопады, пенившиеся у них под ногами, перестали вызывать в нем прежнее чувство благоговения. Высокие сосновые рощи не вызывали новой меланхолии, цветущие долины Пьемонта или аромат апельсиновых рощ не веселили его застывшей души.
Они ехали вперед и вскоре въехали на территорию Венеции, где в мрачном удаленном уголке стоял замок ди Лаурентини.
Он находился в глухом лесу, вокруг которого дерзко возносили к небесам свои скалистые вершины горы.
Эти горы были наполовину скрыты древними соснами и платанами, чьи могучие ветви тянулись ввысь, а над ними виднелись голые гранитные скалы, на которых порой можно было увидеть гигантские и уродливые стволы обожженных молнией лиственниц.
В центре амфитеатра, образованного этими горами, стоял окруженный лесами Кастелла ди Лаурентини, чьи серые башни и дряхлые зубчатые стены возвышались над гигантами леса.
В это мрачное поместье и привезла Верецци Матильда. Единственное чувство, которое он ощутил, было удивление от того, что он еще влачит существование. Когда он вошел в замок, поддерживаемый Матильдой и слугой, душа Матильды, которой владела только одна мысль, истерзанная собственными неутолимыми страстями, не ощутила того возвышенного, спокойного и ровного восторга, который испытывают лишь невинные, возвращаясь в то место, где они провели свои детские годы.
Нет, она не почувствовала этого. Единственным приятным ощущением от возвращения в уединенный замок была надежда, что вдали от мира и его бурь ей не придется так часто отвлекаться от осуществления своего безумного плана,
Хотя меланхолия Верецци, как ей показалось, усилилась во время поездки, а не успокоилась, здоровье его заметно улучшилось от перемены климата и пейзажа, который временами на миг облегчал его глубокое горе; но стоило им увидеть другое место, как снова погруженный в одиночество и терзаемый воспоминаниями Верецци возвращался мыслями к своей потерянной, по-прежнему обожаемой Джулии. Он постоянно думал о ней, невольно заговаривал о ней и своими экзальтированными восклицаниями почти довел Матильду до отчаяния.
Так прошло несколько дней. Страсти Матильды, утихшие от времени, перемены пейзажа и поспешности путешествия и утратившие свою остроту, теперь, как прорвавший плотину поток, безудержно вырвались наружу.
Раз вечером, обезумев от нежных заверений Верецци в вечной верности памяти Джулии, она чуть не повредилась рассудком.
Пламень ее мятежной души, растревоженной враждующими чувствами, полыхал в ее глазах. Не в силах скрыть чрезвычайную силу своих чувств, в порыве безнадежной любви она выбежала из комнаты, где оставила Верецци, и в одиночестве ушла в лес, чтобы успокоиться и измыслить какой-нибудь более изощренный план мести, поскольку в присутствии Верецци она едва осмеливалась думать.
Ее взбешенная душа полыхала жгучей жаждой мести. Она зашла в глушь и, зная, что за ней не следят, дала волю чувствам.
— О, Джулия, ненавистная Джулия! Слов не хватит, чтобы описать мою ненависть к тебе. Это ты уничтожила Верецци! Твой проклятый образ, поселившийся в его сердце, навеки сгубил мое счастье! Но прежде чем я умру, я вкушу сладость мести — о, изысканной мести! — Она умолкла, подумала о сжигавшей ее страсти. — Возможно, не менее жестокая страсть заставила Джулию соперничать со мной, — сказала она. И снова мысль о болезни Верецци, возможно и о смерти, возмутила ее душу. Жалость, преследуемая местью и безответной любовью, бежала. — Я сказала, что жалею тебя? Мерзкая Джулия, мои слова вовсе не говорили о моих чувствах! Нет-нет, тебе не скрыться от меня. Жалеть тебя?
Снова погрузившись в мучительные размышления, она забыла о времени, пока не увидела, подняв взгляд, что землю быстро окутывают ночные тени. Вечер был тих и ясен, высокие сосны тихо качались на вечернем ветерке и печально вздыхали. Далеко на западе слабо замерцала вечерняя звезда. Пейзаж был торжественно спокоен, но не было покоя в душе Матильды. Казалось, в дуновении южного ветра слышится тихая печальная музыка. Матильда прислушалась — это монашки в монастыре пели вечную память ушедшей своей сестре.