Она бросилась на постель, и воображение в ярчайших красках нарисовало ей те восторги, которые уловка Застроцци открыла перед ней.
Видения невероятного блаженства всю ночь тревожили ее взбудораженное воображение: ее чувства взлетали до экстатического восторга и падали в бездну отчаяния, когда почти ощутимые сны волновали ее воспаленный разум.
То ей представлялся Верецци, соглашавшийся на их брак и предлагавший ей свою руку: то от ее прикосновения с него сползала плоть, и он со стоном, как призрак, исчезал, и опять серебряные облака клубились перед ее взором и бессвязные, тревожные видения бередили ее воображение до утра.
Когда Верецци встретился с Матильдой утром, его обращение было необыкновенно мягким и нежным, и он заботливо осведомился о ее здоровье.
Розовый румянец, вспыхнувший на ее щеках, торжество в ее живом сверкающем взгляде уже были ответом.
Влага наполнила ее глаза, когда она с выражением смятенного, но потаенного пока восхищения посмотрела на несчастного Верецци.
И все же она нарочно тянула, чтобы вернее обеспечить свой триумф и продлить час победы. Оставив свою жертву, она отправилась в лес искать Застроцци. Дойдя до хижины, она узнала, что он пошел пройтись. Вскоре она встретилась с ним.
— О мой лучший на свете Застроцци! — воскликнула Матильда. — Какой источник наслаждения открыл ты мне! Верецци — мой! О, сладостная мысль! Он будет моим вечно! Та отстраненность, с которой он обычно общался со мной, сменилась чуткой, восторженной нежностью. О, Застроцци, прими мою самую высшую, самую горячую благодарность!
— Значит, — пробормотал Застроцци, — Джулии нет нужды умирать, раз ты завладела душой Верецци. Теперь ее смерть ничего не значит.
Замысел самой ужасной мести возник в мыслях Застроцци.
— О, нет, Джулия должна умереть, — сказала Матильда. — Иначе я никогда не буду в безопасности — такую власть ее образ имеет над Верецци. Я уверена, что, если он узнает, что она жива, он сразу же отстранится от меня. О, скорее дай мне знать, что она мертва! До тех пор я не смогу наслаждаться безмятежным счастьем!
— Ты только что вынесла смертный приговор Джулии, — сказал Застроцци и исчез среди деревьев.
Матильда вернулась в замок.
Верецци по ее возвращении проявил нежную озабоченность, говоря, что, будучи раненной, она повредит себе прогулками, но Матильда успокоила его страхи и увлекла его интересным разговором, который вроде бы и не имел своей целью соблазнить его, хотя мысли, передаваемые выражением ее лица, были так искусно с ним сплетены и так сильно повлияли на чувства Верецци, что он убедился в том, что просто не может не полюбить Матильды, хотя в душе чувствовал, что это невозможно, несмотря на здравый смысл и доводы разума.
ГЛАВА XII
Манящая улыбка, скромный взгляд,
Под чьей небесно лживой красотой
Таятся зло, коварство, смерть и Ад.
И все же уловки Матильды — ее неустанное внимание — породили в душе Верецци нежность к ней. Он смотрел на нее как на ту, что рисковала своей жизнью ради спасения его собственной; на ту, кто любила его пламенно, и страсть ее будет вечной. И хотя он не мог взирать на нее с тем восторгом, с которым все еще вспоминал обожаемую свою Джулию, все же он уважал ее верно и преданно и больше не ощущал прежнего ужаса при мысли о союзе с ней. Но ему приходил на память один разговор с Джулией: он хорошо помнил, что, когда они говорили о своей скорой свадьбе, она сказала, что союз, заключенный в этой жизни, продлится и в следующей и что сердца, соединенные единством душ на земле, будут соединены и на небесах.
Это воспоминание было освящено памятью его Джулии; но он изгнал его из своих мыслей как лживое видение, и чувство благодарности воспреобладало в нем.
Погрузившись в такие мысли, увлеченный размышлениями, не ведая, куда идет, он покинул замок. Его задумчивость прервал тихий разговор среди тишины леса. Слова были еле слышны, но Верецци ощутил непонятное желание узнать кто там. Он пошел на голос — это был голос Матильды.
Верецци подошел ближе и услышал ее сетования. Он жадно прислушался. Она что-то говорила сквозь рыдания, страстные слова, почти неразборчивые, срывались с ее губ. Он слушал — казалось, среди бури скорби, сотрясавшей душу Матильды, на миг воцарилось затишье.
— О, Верецци, жестокий, бесчувственный Верецци! — восклицала Матильда, когда очередной приступ страсти охватил ее. — Неужели тебе все равно, что та, кто тебя обожает, страдает от безнадежной любви, неужели ты можешь спокойно наблюдать, как та, что поклоняется тебе, сходит с ума от муки?