Пока дело тянулось у канцлера, Шелли жил в Марло, на Темзе. Бывая в Лондоне, он иногда навещал Гента и в его доме встретился с Китсом и Хэзлиттом. Он был теперь в дружеских отношениях с Годвином и приобрел себе нового и ценного друга в лице Хорэса Смита. В Марло, несмотря на все судебные волнения; у него было много счастливых минут. Он много читал по классической и современной литературе; он задумал и написал некоторые части «Царевича Атаназа» и «Розалинды и Елены». А когда он оставался один в лодке на Темзе или среди бршэмских лесов, он неуклонно шел вперед в развитии своего обширного эпоса революции и контрреволюции — «Лаона и Цитны». «Он видел или думал, что видит, — я привожу слова, раньше написанные мною, — что самым великим событием века было огромное движение к перестройке общества, движение, в котором Французская революция была ошеломляющим фактом, породившим много дурного и много хорошего. Его желанием было воспламенить в людях вновь стремление к более счастливому состоянию нравственного и политического общества; и в то же время он желал предостеречь людей от опасностей, возникающих в момент революции вследствие эгоизма людей, их вожделений и низких страстей. Он хотел изобразить истинный идеал революции — национальное движение, основанное на нравственном принципе, вдохновляемое справедливостью и милосердием, не запятнанное кровью, не омраченное буйством и употребляющее материальную силу только для спокойного применения к действию духовных сил. К несчастью, наряду со всем, что было замечательного в революционном движении того времени с энтузиазмом человеколюбия, с признанием значения нравственности в политике, с чувством братства всех людей, — наряду со всем этим в поэме Шелли находятся также и все узкие софизмы этого движения. Иллюзии Шелли теперь не могли бы увлечь ни одного мыслящего ума. Но его благородный пыл, трепетная музыка его стиха, яркая огненная красота образов все еще чаруют души людей».
Уже вышло несколько экземпляров «Лаона и Цитны», когда раздались негодующие голоса, смутившие издателя Олльера. Он потребовал, чтобы были сделаны некоторые изменения. Он уверял, что резкие нападки на теизм и христианскую веру были дурно истолкованы и неуместны. Взаимные отношения героя и героини, брата и сестры, давали повод к сильному негодованию. И это правда, что в данном случае поэма Шелли являлась ярким примером спутанности революционного образа мыслей, который с помощью отвлеченных и ошибочных понятий старается разрушить общественные чувства и отношения, являющиеся прекраснейшим результатом эволюции нашей расы. Немногими взмахами пера и урезкой нескольких страниц поэма «Лаон и Цитна» была превращена в «Возмущение Ислама». Было потеряно при этом несколько замечательных строк. Но, уступив давлению общественного мнения, высказавшегося через его издателя, Шелли удалил известное этическое пятно, которое могло бы исказить художественное впечатление от его поэмы для многих из его читателей.