Эти мысли промелькнули в ее мозгу во время небольшой заминки, когда стражники на мгновение остановились перекинуться словом с сослуживцем, которого встретили здесь.
Наконец разговор закончился и воцарилась мертвая тишина: огромные створчатые двери распахнулись и открыли взору Матильды обширное помещение с высоким потолком. В центре находился стол, над которым была подвешена лампа, а за ним сидели двое суровых мужчин в черном.
Стол был завален бумагами, которые эти двое в черном, видимо, изучали.
Стражники подвели Матильду к столу и оставили ее там.
ГЛАВА XV
Страх — кнут для трусов и лжецов.
А ты караешь храбрецов.
Один из инквизиторов поднял взгляд. Он отложил бумаги, которые рассматривал, и формально попросил ее представиться.
— Мое имя Матильда, мой титул — графиня ди Лаурентини, — высокомерно ответила она, — и мне неведомы причины этого допроса, разве что вы желаете насладиться моими несчастьями, к которым, полагаю, вы причастны.
— Не тратьте времени напрасно, — сурово ответил инквизитор, — на пустые домыслы касательно наших мотивов. Вы знаете, почему вы здесь?
— Нет, — ответила Матильда.
— Поклянитесь, что не знаете, за какое преступление вы заключены под стражу, — сказал он.
Матильда поклялась. При этом лоб ее покрылся испариной и все тело охватила дрожь, но выражение ее лица не изменилось.
— Какое вы могли совершить преступление, привлекшее внимание нашего трибунала? — решительным тоном спросил он.
Матильда не ответила, лишь презрительно усмехнулась. Она не сводила взгляда с инквизитора, ее темные глаза яростно пылали, но она не говорила ни слова.
— Отвечайте, — воскликнул он, — ибо признание избавит нас обоих от ненужных сложностей.
Матильда не отвечала, но молча смотрела в лицо инквизитору.
Он трижды ударил по столу — вбежали четверо стражников и остановились на некотором расстоянии от Матильды.
— У меня нет желания, — сказал инквизитор, — недостойным образом поступить с высокородной женщиной. Но если вы немедленно не признаетесь, то мой долг не позволит мне прекратить допрос.
Еще более глубокое презрение отразилось на прекрасном лице Матильды. Она нахмурилась, но не ответила.
— Вы намерены продолжать глупо упорствовать? — воскликнул инквизитор. — Стража, выполняйте свой долг.
Четверо стражей, которые до сих пор стояли в отдалении, тут же бросились вперед и, схватив Матильду, повлекли ее в темное помещение.
Ее неубранные роскошные волосы свободно рассыпались по алебастровым плечам, ее глаза, чей презрительный взгляд сменился тревогой, были почти закрыты, и ее стройное тело в руках четырех стражников казалось особенно привлекательно прелестным.
Второй инквизитор, который до тех пор занимался бумагами, лежавшими перед ним, не слушал допроса Матильды, но, оторвавшись от бумаг и увидев женщину, властно приказал стражникам остановиться.
Они послушно повиновались приказу. Матильда, вырвавшись из жестоких рук бесчувственных служителей закона, подошла к столу.
Ее чрезвычайная красота смягчила инквизитора, который заговорил последним. Он и подумать не мог, что под личиной столь ангельской, столь привлекательной, скрывалось подлое и коварное сердце демона.
Он мягко обратился к ней и, сказав, что в какой-нибудь из ближайших дней ее допрос возобновится, отдал ее в руки стражи с приказом сопроводить ее в помещение, более соответствующее ее рангу.
Камера, в которую ее отвели, была более просторной и хорошо обставленной, но высокие окна были забраны толстыми железными решетками, которые было невозможно выломать.
Матильда снова осталась наедине с собственными мрачными мыслями, с воспоминаниями, полными ужаса и отчаяния, без надежд на будущее, среди жуткою страха, и состояние ее легче представить, чем описать.
Мысли, возникавшие в ее мятущемся воображении, были слишком ужасны и невыносимы.
Лишенная всего земного счастья, пылая все такой же жгучей страстью к Верецци, доводимая почти до безумия отчаянием и постоянным страхом, несчастная Матильда все же боялась смерти — боялась наказания за те преступления, в которых ее душа нимало не раскаивалась, о которых она даже сейчас не сожалела, жалея лишь, что они лишили ее земных наслаждений.
Она думала о будущем, о доводах против существования Бога. В глубине души она сознавала их лживость и содрогалась, осознавая безнадежность своего положения.
Постоянный страх терзал ее душу, в мучительных размышлениях она ходила взад-вперед по камере, пока, измученная, не опустилась на софу.