— Ах вы, старые мерзавцы! — воскликнул один из разбойников. — Вы думаете, мы дадим вам сбежать? Вы сосете соки из страны, вы бездельничаете и жируете, из-за вас множество наших дворян, которые могли бы стать украшением родины в дни мира, грозой врагов в дни войны, вынуждены искать себе пропитание разбоем! Хотите жить — выворачивайте карманы!
Бандиты тут же лишили монахов всего, что те могли случайно иметь при себе, а затем, повернувшись к Вольфштайну, их, видимо, предводитель потребовал его так же отдать все его деньги. Вольфштайн, нимало не испугавшись, двинулся к нему. Главарь держал факел, и в его красном свете все увидели суровую решимость и несгибаемое высокомерие, запечатленное на лице Вольфштайна.
— Ты, бандит! — бесстрашно ответил он. — У меня нет ни денег, ни надежды, ни друзей, и мне безразлична жизнь! Сам суди: может ли меня что-нибудь испугать! Нет! Я не дрогну!
По лицу бандита скользнуло удовольствие. Неизгладимые знаки скорби были начертаны на лице изгоя. Наконец главарь, шагнув к Вольфштайну, который стоял на некотором отдалении, сказал:
— Мои товарищи считают, что такой благородный человек, каким ты кажешься, нам пригодится, и, видит бог, я с ними согласен. Хочешь присоединиться к нам?
Темный взгляд Вольфштайна был устремлен в землю, его сведенные брови выдавали глубокие размышления. Он очнулся от дум и незамедлительно согласился на их предложение.
Шайка бандитов вместе с новообретенным товарищем еще много часов после полуночи шла по горам без дороги. Красный отблеск факелов, которые были в руке у каждого, окрашивал камни и сосны, среди которых они проезжали, и только этот свет и рассеивал ночную мглу. Наконец они достигли вершины дикого скалистого утеса, который был всего лишь основанием другого, чьи гигантские и видимые издалека очертания таяли среди облаков. От прикосновения главаря открылась дверь, которая прежде казалась частью сплошной скалы, и вся шайка вошла в просторную пещеру. На стенах длинных коридоров виднелись голубоватые липкие потеки; вокруг висела сырость, которая порой почти гасила факелы, чьего пламени едва хватало, чтобы рассеять непроглядную тьму. После множества хитроумных поворотов они въехали в саму пещеру — просторную и высокую. Пылающий очаг отбрасывал свои неровные отблески на бесформенные, грубые стены пещеры. С потолка свисали фонари, рассеивавшие подземную тьму, однако не до конца, и в сводчатых провалах, ведущих в другие помещения, таились смутные тени.
Банда уселась посреди пещеры поужинать. Готовила его женщина со следами былой красоты на лице. Изысканные и дорогие вина искупали грубую простоту остальной трапезы и развязывали языки. Но вскоре винные пары одолели разбойников, и их безудержное веселье улеглось, да и сами они разошлись спать. Вольфштайн, снова оставшийся в одиночестве и тишине, улегся на циновку в углу пещеры, и мыслью скорбно перебирал прошедшие события своей жизни. Ах! Эта бурная жизнь увлекла наследника богатого имения в Германии из объятий роскоши и потворства и сделала подлым подручным еще более подлых бандитов в диких пустошах Альп. Вокруг их жилища возносили к небесам свои обнаженные неприступные вершины высокие горы; ни единого звука не раздавалось в их теснинах, кроме жуткого уханья ночной птицы или нетерпеливого крика стервятника, парившего в вышине в поисках скудного пропитания. Таково было снаружи, а внутри царили шумные попойки и буйство. Казалось, бандиты веселятся, не осознавая этого сами: в сердцах их были пустота и мрак. Вольфштайн лежал на каменистой груди земли, хотя его тело привыкло к самым мягким, к самым роскошным диванам. Изгнанный с родины из-за события, которое стало непреодолимой стеной для возвращения, лишенный друзей, не имевший ни единого источника помощи, — где мог этот злосчастный, этот изгой еще искать приюта, как не у тех, чья удача, ожидания и сам нрав были отчаянны и отмечены роком, как и его собственные?
Время шло быстро, и с каждым днем Вольфштайн все больше склонялся к мысли лишить своих соратников их имущества. Вскоре все еще высокий духом и благородством Вольфштайн стал закоренелым бандитом. Его великодушие и отвага даже среди самых грозных опасностей, бесстрашие и стойкость, с которыми он смотрел в лицо смерти, заставили разбойников полюбить его: при нем все они заявляли, что их невольно влечет к делам ужасным и опасным, на которые даже самые смелые из них в противном случае не решились бы. Он участвовал во всех самых дерзких вылазках, это он составлял планы, требовавшие глубины суждений и точности исполнения. Часто, когда посреди ночи вся банда скрывалась под сенью скал, мрачно нависавших над ними, порой среди тех ужасных бурь, которыми изобилуют Альпы, бандиты выказывали некоторый благоговейный страх и тревогу, но Вольфштайн был невозмутим в любых обстоятельствах. Как-то раз главарь сообщил бандитам, что он получил записку от своего соглядатая, что некий итальянский граф, безумно богатый, возвращается на родину из Парижа и в поздний час на следующий день будет проезжать через горы неподалеку от них.