Одичаю в этом храме.
— Не вздумай проболтаться, малец! Меня ни для кого нету, понял?!
Пацан проглотил булку и своим фирменным жестом с вырванным клоком волос дал понять, что он — могила.
— Что в городе творится?
— Пропажи продолжаются, — грустно ответил Крис. — Теперь ещё больше стало.
— Сколько?
— Каждую неделю один у нас, потом один у Мясника и раз в две недели у Ростопчиной.
Фиго́вые новости. Как бы это ни было связано с подготовкой к обращению второго харва. Уж в две головы, а вернее — в две пачки голов — они быстро сожрут Виктомск. Где второй, там и третий.
— Мещерский приезжал, — продолжил Крис. — Денег привёз, еды и вина. Сказал, что все должны отпраздновать именины кого-то там…, — пацан почесал голову. — Деда его, что ли…
— Ясно.
— Подкупал нас, — сам всё понял Крис. — Мы вкусно поели, но Мещерского всё равно не любят. А вот про вас, господин, опять люди говорят. Поняли, что дела хуже стали, шепчутся между собой.
— Меня это больше не касается.
— До всех дошло, что пропажи людей неслучайны. Люди и раньше знали, но сказать боялись. Кто первый об этом говорил тот и пропадал. А все устали. Рыбаки собрались в Весельчаке и договорились новый патруль сделать в городе. Ходить, как раньше по ночам ходили.
— И чего?
— Ничего. Кто-то растрепался про этот разговор. Туда Самсон приехал, быстро всех успокоил и приказал не маяться фигнёй.
Мы допили чай. Я угостил Криса конфетами, которые Седой прятал на верхней полке. Сам он их не ел, а для кого лежали — непонятно. Может, просто забыл. Крис каждый раз хмурился, когда я совал ему конфеты, мол — не пацанёнок же — но каждый раз брал. Природу не обманешь.
За перевалом холма показалась седая голова.
— Идёт! — подскочил Крис.
— Ну всё, вали!
— До свидания, господин Глинский! — поклонился пацан. — Через пару дней снова приду.
Вместе с Крисом мы выбрались из храма через задний ход. Мальчишка затерялся в траве и исчез, а я продолжил ковыряться с камнями.
Работа пришлась кстати. Я занимался делом и не забивал себе голову проблемами в городе. Они меня больше не касались. Попробовал один раз всё разрулить, закончилось плохо. Теперь моя задача — камни перекладывать, доски перебивать, да дырки в стенах замазывать.
Седой ходил на рынок три раза в неделю. Походы его прилично утомляли. Всё-таки не молодой пацан с холма на холм скакать. В такие дни он вырубался прямо за ужином, я будто невзначай будил его, и старик перебирался на лежанку. Пустой болтовни не случалось, а потому появлялось время для лишних часов тренировки.
Разобравшись с заслонками печи, чтобы не удушить старика дымом, я вышел на улицу. Обошёл храм и вышел на полянку, где складировались инструменты. Тело храма заслоняло от меня город. Над головой — простреленное тысячами звёзд небо.
Одиночество после дня сурка мне нравилось.
Посмотрел на звёзды, расправил руки, размялся. Стоило подумать о превращении, как внутри зазвенела энергия. Она напоминала наполненный пчёлами улей. Своими мыслями я тревожил его, и пчёлы внутри просыпались.
Повёл головой вправо, правая рука обратилась в дым. В другую сторону — исчезла левая рука. Качнулся вперёд и растворил плечи. Хлопнул дымными руками, и те превратились в нечто новое. Потеряли прежнюю форму, вытянулись.
Поддерживать дымное состояние было сложно, заканчивались силы. Я сделал шаг и изогнулся корпусом. Перетащил часть энергии на правую сторону. Клубящееся окончание руки вытянулось дальше, чем заканчивались пальцы.
В двух метрах от себя я выбрал одуванчик. Повернул корпус, ударил.
Вытянутая стрела срезала его головку, будто острие меча. Руки вернулись на место. Я сделал три шага и поднял срубленный бутон.
Насколько всё-таки верно утверждение, что я больше не имею отношения к Виктомску и его людям?
Глава 28
День рождения
Седой наложил каши, добавил масло, посы́пал перцем. Поставил мне тарелку, я с жадностью на неё набросился. Не успел старик перетащить свои скрипучие конечности за стол, как я уже слопал половину.
— Чай крепкий, — сказал Седой и поставил кружку.
— Мужики в доках на завтрак пьют крепкое пиво, — сказал я. — Говорят, что для крепких мужиков, нужен крепкий напиток.
— Ну-ну, — Седой медленно мешал в тарелке, будто ждал, что овсянка откроет ему священный текст. — Потом эти крепкие мужики, своими крепкими кулаками бьют друг другу крепкие морды. И это в лучшем случае. Хуже, если они напутают со сцепкой и завалят своего крепкого друга брёвнами.