— Простите за вторжение, — извинился Марик. — Я прибыл за ответом Бруны. По полудню отправляюсь в Анджир.
Лиша взглянула на Марика. Челюсть слегка распухла, однако загар скрывает синяк, а мазь, которую она наложила на разбитую губу и глаз, свела опухоль на нет.
— Ты, похоже, совсем выздоровел, — обратилась она к нему.
— Мне везет с хорошими лекарями, — ответил Вестник.
— Ну, тогда возьми свою лошадь и возвращайся через час. Я лично доставлю ответ Бруны в Анджир.
Марик улыбнулся во весь рот.
— Хорошо, что уезжаешь, — заметила Бруна, когда они наконец остались наедине. — Каттеровой Ложбине тебе больше нечего предложить, а ты еще слишком молода, чтобы загнивать тут.
— Разве ты не видела, с какой задачей мне пришлось справиться сегодня?
— Может быть. Однако я не сомневалась в результате. Ты стала слишком сильной для таких людей, как Элона.
«Неужели я стала сильной?» — размышляла Лиша. Большую часть времени она себя таковой не ощущала, только действительно никто из обитателей Каттеровой Ложбины ее больше не пугал.
Лиша собрала свои сумки, маленькие и по виду не подходящие для такого серьезного путешествия; взяла с собой несколько платьев и книг, деньги, мешочек с целебными травами, постельные принадлежности и еду. Оставила дома безделушки, подаренные отцом, и другие дорогие ее сердцу вещички. Вестники путешествуют налегке, и Марик не станет перегружать свою лошадь. Бруна говорит, что Жизель будет обеспечивать ее всем необходимым во время обучения, и все же ей придется начать новую жизнь практически с нуля.
Новая жизнь. Мысли о ней тревожили девушку и одновременно волновали ее. Лиша прочитала все книги из библиотеки Бруны, однако у Жизели их во много раз больше. Кроме того, Травницы в Анджире также могут поделиться с ней своими книгами.
По мере того как приближалось время отъезда, Лиша начала нервничать. Где же отец? Неужели он не придет проводить ее?
— Пора, — заметила Бруна.
Лиша подняла взгляд и поняла, что плачет.
— Надо прощаться, — сказала Бруна. — Может быть, другого случая нам больше не представится.
— Бруна, что ты говоришь? — воскликнула Лиша.
— Не валяй дурака, девочка, — сказала знахарка. — Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Я уже давно зажилась на этом свете.
— Бруна, мне не надо уезжать…
— Вздор! — замахала руками старуха. — Ты научилась всему, что я могла тебе дать, девочка, так пусть же мои последние годы станут подарком тебе. Поезжай, — подтолкнула она ее, — учись чему сможешь.
Она раскрыла объятия, и Лиша упала в них.
— Обещай мне, что будешь ухаживать за моими детьми после моей смерти. Они порой бывают глупы и своенравны, но по сути это добрые люди.
— Хорошо, — пообещала Лиша. — Ты будешь мною гордиться.
— Иначе ты и не могла бы поступить, — пробормотала старуха.
Лиша рыдала, уткнувшись в грубую шаль Бруны.
— Мне страшно, Бруна, — говорила она.
— Только круглая дура не боялась бы на твоем месте, — утешала ее знахарка, — но я сама немало поездила по свету и знаю, что ты нигде не пропадешь.
Вскоре Марик подвел лошадь к избушке. В руке у него новое копье, а к передней луке седла приторочен защищенный оберегами щит. Если раны и беспокоили его, то он не показывал виду.
— Здравствуй, Лиша! — приветствовал он девушку. — Готова к приключениям?
«Приключения». Это слово вмиг разогнало страх и грусть, вызвав прилив радостного волнения.
Марик взял сумки Лиши, закинул их на своего поджарого рысака. Лиша в последний раз повернулась к Бруне.
— Я слишком стара для прощаний, которые длятся полдня, — заметила старуха. — Береги себя, девочка.
Старуха вложила кошель ей в руки, и Лиша услышала звон милнийских монет, которые в Анджире стоят целое состояние. Прежде чем Лиша смогла возразить, Бруна повернулась и ушла в дом.
Девушка быстро положила кошель в карман. Вид металлических монет на таком большом расстоянии от Милна может ввести в искушение любого человека, даже Вестника. Они шли вдоль тропы, ведущей к деревне. Лиша позвала отца, когда они проходили мимо его дома, однако ответа не последовало. Элона заметила их и сразу же вошла в дом, захлопнув за собой дверь.
Лиша опустила голову. Девушка рассчитывала повидаться с отцом. Она думала обо всех поселянах, с которыми не смогла по-человечески попрощаться. Письма, оставленные ею у Бруны, вряд ли могли заменить живое общение.