Йенс Бьерре
Затерянный мир Калахари
Эта книга должна выразить мое отношение ко всем моим друзьям бушменам.
Книга первая
Глава первая
Увертюра к Калахари
Сегодня мы прощаемся с пустыней и едем домой. После полудня начинается привычный самум. Правда, он не так уж страшен, но сильный горячий ветер поднимает красновато-желтые облака пыли и песка, дороги почти не видно, и приходится ехать медленно. Поэтому мы решаем укрыть свой лендровер (Английская модель автомобиля высокой проходимости) от ветра за песчаной дюной и подождать, пока не спадет ветер. После жаркого дня Калахари всегда как бы дышит и волнуется. Она успокаивается только с наступлением прохладной ночи.
После захода солнца мы проедем около часа, разобьем на ночь лагерь, а завтра покинем пустыню.
Непрерывно завывает ветер, раскачивающиеся колонны песка пляшут вокруг, а я сижу в каком-то оцепенении и перебираю в памяти события последних семи месяцев, когда я проклинал песок и жару, одиночество и пустыню. Но теперь мне грустно, потому что завтра ничего этого уже не будет. Мы вернемся в города, в цивилизованный мир заборов и частной собственности, где ограничены и свобода, и передвижение. Наши приключения подходят к концу.
Когда все началось? Пожалуй, начало было положено десять лет назад, когда я впервые путешествовал по Юго-Западной Африке и Калахари. Африка многолика, ее трудно описать. Африка — это и антилопы, резвящиеся на беспредельных желтых равнинах в предутреннем свете, и одинокие красноватые горы, сложившиеся задолго до начала истории, и главное для меня — бушмены Калахари, самый древний народ на Земле, последние первобытные люди. Тогда я был молод и впечатлителен, и с тех пор меня постоянно тянуло в Юго-Западную Африку. У местных жителей есть поговорка: «Кто раз побывал в наших краях и не хочет возвратиться туда, тот не человек».
Встреча со старой любовью через десять лет всегда опасна, но я не был разочарован. Юго-Западная Африка была все так же привлекательна. Она осталась страной золотых равнин и розовых гор, страной оазисов и пустынь, таинственных пещер и подземных озер и рек, страной окаменелых лесов, пещерной росписи и каменных орудий доисторического человека. Калахари осталась землей исследований и открытий.
Ветер утих. Тени от дюн удлиняются, а безжалостное солнце, которое наконец решило смилостивиться над выжженной, изнемогающей пустыней, кажется нежным, даже задумчивым, в зареве заката. Мы разбиваем свой последний лагерь у русла высохшей реки. Пройдет неделя, и мы снова будем в Кейптауне, откуда начали свое путешествие семь месяцев назад.
Перед датской экспедицией в Калахари стояло несколько задач. Во-первых, мы должны были снять два документальных кинофильма: один о жизни (и в особенности об обрядах) бушменов и другой — о географических достопримечательностях Юго-Западной Африки. Вторая задача — собрать этнографический материал для пополнения коллекций датского Национального и нескольких американских музеев. Наконец, мы отправились в пустыню Калахари и просто из желания посмотреть ее. Экспедиция была организована Королевским географическим обществом в Лондоне, Южноафриканским музеем Кейптауна и Йоханнесбургским университетом. Университет интересовали главным образом фотографии бушменов некоторых племен для анатомических исследований.
Из Дании был доставлен специальный прицепной вагончик-комната с баками для воды и плитой с газовыми баллонами. В Кейптауне мы приобрели остальное снаряжение: английский лендровер с кузовом фургонного типа, четырьмя ведущими колесами и двойной коробкой передач, которая давала пятнадцать скоростей: двенадцать передних и три задних. Лендровер был приспособлен для жаркого климата: на нем двойная крыша, вентиляторы, дополнительные баки для бензина и воды.
Ни один моряк никогда не относился с большей любовью к своей старой посудине, чем мы к нашей машине, которая, не доставляя нам никакого беспокойства и не капризничая, проделала путь в одиннадцать тысяч километров (около семи тысяч миль) по самой труднопроходимой местности Африки — через дюны, смерчи, лесные пожары и каменистую пустыню, причем у нас всего один-единственный раз оказалась проколотой камера. Правда, иногда нас так трясло, что по возвращении в Данию мне пришлось сходить к массажисту, чтобы он водворил на место мои позвонки!
Кстати, кто это «мы»? Мы — это Франсуа Криге, южноафриканский художник из Кейптауна, и я. Обязанностью Криге было делать портреты бушменов, перерисовывать скальную роспись и быть переводчиком с языка африкаанс.