Так я хотел думать.
Как только кожаный мешок унес останки Билли, он, должно быть, подал сигнал главному сборщику, что внизу есть ещё люди. Как бы то ни было, кабели упали, Бонни накинулась на них... и вы можете догадаться об остальном. Она закричала, и я, наверное, тоже. Она застряла на двух из них. Один приклеился к её руке, а другой к ноге. Они быстро утащили её. К тому времени, как я подоспел, она уже исчезла в темноте высоко наверху.
Мне кажется, тогда я потерял частичку себя.
Кэти забрали. Моих соседей забрали. Весь город, штат, страну и весь мир, насколько я знал. Я видел, как нашу маленькую группу выживших забирали одного за другим. Хуже всего было видеть, как потрошат Билли, а потом Бонни утаскивают в темноту. Как я уже сказал, я потерял частичку себя.
Я бегал по развалинам, звал на помощь, нуждаясь в общении с другими людьми, потому что мысль о том, чтобы остаться одному, была невыносима. И то, что было наверху – великий сборщик — наверное услышало меня, потому что вдруг начали падать кабели. Если бы я был в своем уме, я бы убежал, нашел безопасное место, чтобы спрятаться, но я не был.
Кабели были повсюду.
Я чувствовал себя опустошенным и разбитым. Я обнаружил, что подхожу ближе к одному из них, пристально рассматривая его. Этому не было никакого объяснения. Вообще никакого. Стремление к саморазрушению, которое мы все испытываем время от времени, стало настолько сильным, а я был настолько слаб, что просто подошёл к нему.
И дотронулся.
Кончиками пальцев, но я дотронулся до него. Почувствовал лишь холодную резину. Я не мог представить себе ничего более безобидного, чем этот чёртов кабель. Он хотел, чтобы я схватил его. Я знал это. Он не был какой-то неживой и безвредной вещью. Я знал это, но в тот момент не мог себя в этом убедить.
Поэтому я схватил его.
Да, тогда я понял, почему Эл выглядел таким шокированным, когда прикоснулся к нему. Он превратился из холодного в горячий, когда желе просочилось наружу и приковало мою руку. Я не могу сказать, что жар был неприятным, наоборот. Было какое-то осязательное удовольствие от толщины кабеля в моей руке, от его жара, от жижи.
Я был в полной заднице и знал это.
- Хорошо, - сказал я. - Давай уже покончим с этим грёбаным делом.
Примерно через две секунды кабель завибрировал, дёрнулся пару раз, а потом он взмыл вверх, и я вместе с ним, всё выше и выше.
18
Чем выше я поднимался, тем больше мне становилось страшно. Идиотская самоубийственная природа того, что я сделал, действительно охватила меня, и теперь я боролся и бился, как форель, которую вытаскивают из глубины. Я понятия не имел, как высоко меня занесло. Но внезапно я скорее почувствовал, чем увидел что-то огромное над собой. И тут я вспомнил о маленьком карманном фонарике "Текна". Я вытащил его и включил.
Великий сборщик.
Меня тащили прямо к нему. Сначала это была просто гигантская тёмная фигура, которую я снова сравнил с авианосцем. Потом, подлетев ближе, я смог разглядеть его в мельчайших деталях, конечно, не целиком, потому что он был слишком велик. Но достаточно, чтобы поразиться его чуждости. Земные машины, как правило, имеют гладкую и обтекаемую форму, но не оно. Оно было зазубренным, неправильной формы, больше похоже на что-то грубо вырезанное из черно-зелёного кварца. И на его неровной поверхности я увидел нечто похожее на открытые люки, в которые уходили кабели. Их были сотни. Нижняя сторона корабля-сборщика была усеяна ими, как будто их пробурил какой-то гигантский станок. Они простирались дальше, чем доставал свет.
Кабель втянул меня через в одно из этих отверстий, и я почувствовал внезапный скачок давления, когда проходил через него, как будто я только что пробил какую-то невидимую мембрану. Потом я оказался внутри. Я почти ничего не видел даже с фонариком. Меня всё ещё тянуло вверх, какая участь ждала меня, я даже не мог предположить. Я пытался расслышать крики, звуки всех тех людей, которых схватили и используют в ужасных целях.
Но ничего не услышал.
Тишина была зловещей.
Казалось, я буду подниматься вечно, а потом вдруг раздался глухой звук, и всё прекратилось. Я просто болтался на кабеле. Я направил фонарик вверх и увидел, что он проходит в длинную канавку, проделанную в потолке из похожего на кварц материала. Вокруг меня были и другие кабели, которые уходили в такие же отверстия. Затем мой кабель начал двигаться. С головокружительной скоростью он следовал по канавке наверх все дальше и дальше. Я чувствовал себя странно, как одежда в химчистке, а кабель был моей вешалкой.
Внезапно откуда-то из недр корабля донёсся низкий скрежет, и все затряслось. Я раскачивался взад и вперед на своём кабеле, мой желудок застрял в горле. Что-то происходило, но я не знал, что именно. У меня было очень странное чувство, что это было сделано не нарочно. Наконец кабель остановился, и слизь на моей руке стала очень холодной, а потом её вообще не стало, как будто она испарилась.
Потом я упал.
Пролетев, наверное, футов десять я оказался в теплом воздушном потоке, который удерживал меня в воздухе, но не удерживал мою голову от головокружения. Фонарик показал мне, что я нахожусь в воронке и медленно опускаюсь все ниже и ниже, а затем меня начало втягивать в трубу, стенки которой были как кожа ящерицы. Я пытался бороться, но это было бессмысленно. Я мог двигаться. Я мог брыкаться ногами и молотить руками, но не было никакой возможности остановить продвижение вперёд.
За трубой я увидел какой-то ужасный механизм, похожий на три вращающихся колеса с заострёнными зубьями. Я запаниковал и начал бороться. Меня собирались обработать, как и остальных.
И затем …
Затем я снова услышал скрежет, только теперь он был громче, отдаваясь эхом в трубе. Я вертелся на месте. У меня возникло ощущение что корабль падает. Затем последовал удар.
Поток воздушный поток оборвался, и я упал на дно трубы.
Я почувствовал вибрацию и запах гари, который напомнил мне о перегоревших предохранителях и расплавленной проводке. Он был едким и тошнотворным. Колёса не вращались. Я не знал, что произошло, но был уверен, что их заклинило.
Я не терял времени даром.
Я бежал по трубе, пока не добрался до воронки. Я мог видеть её края по крайней мере в тридцати или сорока футах над собой. Стенки воронки были усеяны множеством выступов. Если бы не это, я бы никогда не смог выбраться. Это было бы невозможно. Я вскарабкался по ним. Это заняло некоторое время.
А что потом?
В этом-то всё и дело. Я не знал, что делать. Я должен был найти выход. Я больше не чувствовал движения и был почти уверен, что корабль либо разбился, либо где-то сел. Сколько у меня было времени, можно было только гадать. Я выбрался из воронки и последовал вглубь сборщика вдоль V-образного желоба, который был заполнен каким-то тошнотворным мусором. Протиснувшись между высокими стенами, я оказался в комнате размером с огромный амфитеатр. По обе стороны от меня стояли колоссальные чаны и котлы, подсоединённые к лабиринту труб, уходящих вверх и вниз.
Комната, должно быть, была не выше трёх этажей - сеть ромбовидных балок, узких проходов и перекрывающихся решеток. Чаны были достаточно большими, чтобы в них можно было варить вагоны. Я шёл среди них, глядя с чем-то вроде благоговейного трепета на эти огромные сосуды и их змеящиеся трубки, и спиралевидные шланги. Я слушал, как они шипят, булькают и кипят. Они были тёплыми на ощупь и выглядели как гигантские глубоководные кальмары со всеми этими трубами, извивающимися со всех сторон.
В том, что я на фабрике, я не сомневался.
И чем дальше я продвигался, тем очевиднее всё становилось. Это было похоже на завод консервов, но вместо рыбьих кишок, чешуи и морской слизи на полу было три дюйма скопившейся крови, жира и субпродуктов, побочных продуктов процесса обработки. Вонь была невообразимой и тошнотворной. Вонь кислот и масел, бальзамирующих жидкостей и консервантов, человеческого жира, волос и костей.