— Слишком поздно, теперь, — рука мужчины опустилась у щеки целителя, — Я не успокоюсь, не получив своё.
Всё вокруг начало плыть. Пытаясь оттолкнуть от себя демона, Сюн Лун угодил в его руки, не в силах даже нормально сопротивляться. Тяжело дыша, он обмяк, надышавшись демонической энергии и впав в настоящий ужас от того, кем стал его близкий. Прикрыв веки, Сюн Лун больше не мог открыть их, услышав в ушах всего одно слово:
— Шисюн…
***
— С этого дня этот ученик клянётся во что бы то не стало защищать и оберегать шисюна!
В маленькой комнате стояло два ребёнка, и каждый выглядел полным энергией и жизни. Будучи во сне, Ли Юнхэн оставался лишь посторонним наблюдателем, с горечью в сердце вспоминая то прекрасное время. Время, проведённое вместе с дорогим человеком.
— Отныне это тело и душа принадлежит шисюну!
Демон опирался о стебель бамбука, будучи облачённым в чëрное со скрещенными на груди руками, уставив неподвижный взгляд на прекрасное сновидение, которое никогда не сможет снова воплотить в жизнь.
— А-Ло, ты такой милый.
В глазах Ли Юнхэна воистину соседствовали лëд и пламень – угрюмое безразличие и опаляющая ярость. Мужчина сжал кулаки, по чëрному завидуя своей маленькой копии, которую дорогой шисюн так нежно гладит по голове, согревая тëплой улыбкой.
Не в силах больше выносить приятные, но до боли разрывающие воспоминания, мужчина прикрыл веки, а открыв их, оказался в своих покоях. Сделав тяжëлый вдох, демон встал с постели и отправился на верхний этаж своего замка, который он полностью предоставил пленнику. Вот только тот был этому вовсе не рад.
Стоя у больших дверей, подчиняющиеся лишь своему хозяину, Ли Юнхэн прикрыл веки и, с трудом собрав силы, натянул на лицо улыбку, войдя внутрь. В комнате, как и всегда, образовался чудовищный бардак. На самом деле демон даже считал милым такое проявления ярости своего дорогого шисюна. Обычно целитель лишь мягко говорил и никогда не позволял себе даже лишнего движения, но теперь мужчина словно позволил себе раскрыть истинное я, от злости и ненависти руша всё, что попадётся под руку.
— Похоже, за эти несколько дней шисюн так и не нашëл времени, чтобы вкусить хоть немного отдыха, — добродушно бросил Ли Юнхэн, на что пленник, сидевший у решётчатого окна, даже не поднял головы.
Сюн Лун был облачён в белые, белковые одеяния. Его распущенные волосы свисали вниз, доходя чуть ниже шеи. Глаза с равнодушием взирали на свободу, которой его лишил самый близкий. Как он думал, самый близкий…
На груди целителя чуть виднелась печать, наложенная на него Ли Юнхэном. Теперь император всегда знает, где находится его пленник. Помимо этого, тело Сюн Луна стало неприкасаемым, и стоит кому-либо попробовать дотронуться до человека, как его тут же отбросит на несколько метров. Разумеется, всех, кроме того, кто наложил на него данную метку.
— Сегодня прекрасный день. Не желает ли шисюн прогуляться? — стоя всего в трёх шагах от пленника, император всеми силами делал вид, словно между ними не стоит огромная пропасть.
Словно не он насильно запер дорогого человека в своих владениях. Словно не он отобрал у него шанс стать богом. Словно они всё ещё те беззаботные дети, свято верившие в светлое будущее...
— Сколько ты ещё планируешь держать меня здесь? — не поворачивая головы, мужчина сжал кулаки, зная каким будет ответ.
— Кажется, я уже отвечал шисюну на этот вопрос. В моих планах нет когда-либо освобождать того, кто является для меня всем миром.
— Юнхэн, ты сошёл с ума…
При этих словах Сюн Лун впервые увидел на лице владыки демонов что-то похожее на отеческую нежность. Но Ли Юнхэн успел уйти слишком далеко за грань реальности, чтобы это заметить — кивнув, он со слабой улыбкой признал:
— Да, это верно. Я сошёл с ума. Может, шисюн хотя бы соизволит пожалеть такого безумца, как я? Всё же это шисюн стал причиной моего безумства.
— Да что я такого сделал тебе!? — не выдержав, Сюн Лун обернулся к демону, и впрямь не понимая: он его безумно любит или ненавидит? Хотя, казалось, разница не велика.
— Шисюн правда не понимает или лишь притворяется не ведающим? — наклонив голову набок, Ли Юнхэн, сжал за спиной кулаки, — Шисюн дал мне свет и смысл жизни, а затем безжалостно его забрал. Затем вернулся, снова угостил крохой тепла и заботы и опять же забрал её своим уходом. И так каждый раз…
— Так ты поэтому злишься? — участливо бросил целитель.
— Злюсь? — взвился Ли Юнхэн, выплюнув. — Я ненавижу! Ненавижу себя! — и он принялся вышагивать в разные стороны, сцепив руки за спиной. — Ненавижу себя за бесполезность. За то, что никто и никогда не желает остаться со мной. За то, что ты никогда этого не желал...