— И что будет с тобой, когда ты меня отпустишь?
— Это не имеет значения. — с равнодушием к себе бросил мужчина, на лице которого играла холодная улыбка. С тех самых пор, как они встретились в царстве демонов, Сюн Лун не видел иной.
— Что значит не имеет значения? Ты считаешь, я смогу нормально жить, зная, что ты страдаешь? — возмутился целитель, и хоть его слова показались демону странными, он всё же изрёк:
— Я больше не буду страдать. — словно увидев на лице Сюн Луна недоверия, мужчина пояснил, — Своим существованием я приношу шисюну лишь проблемы и боль. Так что, будет лучше, если меня не станет.
— Что? — глаза целителя в миг расширились.
Не нужно быть гением, чтобы догадаться, о чëм говорил Ли Юнхэн. После ухода самого важного в жизни, демон больше не будет цепляться за бесполезное существование, попрощавшись и с ней, и с болью в душе.
— Не думай об этом, прошу. Шисюн, расскажи, как там в твоём мире? — резко перевёл тему Ли Юнхэн, но целитель не подыграл ему.
— Юнхэн, ты правда думаешь, что твоя смерть сделает меня счастливей? — на свой вопрос Сюн Лун получил ответный.
— Но точно не несчастней, верно?
Ли Юнхэн действительно отчаялся настолько, что не видел в своём существовании смыла, а, наоборот, считал его в тягость для самого дорогого человека. Когда-то демон говорил о том, что его тело и душа принадлежат шисюну, и раз теперь они стали ему в тягость, то мужчина готов без раздумья умереть во имя счастья своего бога.
Сюн Лун видел эту ужасающую боль и разорванную душу. В глазах демона не виднелось и намёка на жизнь. Целитель выбрал алхимию, вместо счастья дорогого демона, который ради него готов на всё. Сюн Лун тоже ощущал к Ли Юнхэну нежные чувства, но откинул их ради своего пути целителя. Сейчас же мужчина понимал, что, даже став богом, он будет страдать вечность, спасая тысячи душ, но не сумев уберечь самую дорогую.
— Я не уйду. — неожиданно твёрдо заверил демона Сюн Лун.
Ли Юнхэн поднял на человека полные недоверия и изумления глаза. Демон явно посчитал, что ему послышалось. Не мог же тот, кто всё время его бросал, сейчас сказать столь важные для него слова? Это, казалось, для него столь же нереальным, насколько только возможно.
— Юнхэн, ты дорог мне. Очень дорог и дороже всех других на земле, — слова целителя звучали искренне, да так, что ледяное лицо демона постепенно оттаивало, как и его глаза, — Путь целителя для меня важен. Я всю жизнь мечтал лечить людей и идти своей дорогой, и она мне тоже дорога, но… — сделав тяжëлый вдох, мужчина не смел отступать, — Всё же даже миллион душ не стоят для меня твоей.
Сюн Лун понимал, что делает. Он знал, что отбрасывает свою мечту и почётное место на небесах ради одного демона. Но, не сделай он этого, Ли Юнхэн окончательно погрузится во тьму, разрушив свою душу, от которой и так осталось совсем немного.
Только утром целитель видел безжалостного тирана, который способен, не моргнув глазом, голыми руками обратить врага в кровавое месиво, в душе проклиная и мир, и себя самого. Теперь же перед ним сидел чересчур сентиментальный молодой человек — не сказать, чтобы это было таким уж прогрессом, но… к лучшему или к худшему, было в нём и то, за что его можно полюбить, верно?
— Шисюн… — стоило ему вымолвить это, как лицо всегда производившего впечатление весьма смышлёного мужчины приняло столь идиотическое выражение, что Сюн Луну больно было на это смотреть. — Шисюн, ты… не шутишь?
— Какие могут быть шутки, когда мы зашли так далеко?
Целитель и впрямь понимал, что шутить с демоном себе дороже, потому не посмел бы поднимать его слова на смех. Резко поднявшись, Ли Юнхэн подошёл к человеку и опустился на колени рядом с ним. Словно не выдержав исторгнутых слёз, его ресницы опустились, как у ребёнка, который пережил слишком много несправедливостей.
Он никогда не просил о многом, и всё же не мог удержать тех, кого жаждал всем сердцем.
— Шисюн, я обещаю... Обещаю, что сделаю всё, чтобы ты не пожалел о своём выборе, — взяв мягкую ладонь, демон прижал ладонь Сюн Луна к своему лицу. — Всё…
«Подумать только, владыка демонов стоит на коленях перед обычным человеком. Какой позор…» — хоть в голове мужчины пронеслась данная мысль, на лице его застыла улыбка, а рука сама потянулась к макушке Ли Юнхэна, потрепав её как в старые добрые. От касания головы мягкой ладони, мужчина тотчас дернулся, но, не противясь, лишь смиренно опустил голову, а на землю упали слёзы, то ли счастья, то ли боли, то ли отчаяния пустых глаз, в которых в кой-то веки вспыхнула мизерная искра…