– А колье, леди Сирена? Как колье попало к моей матери?
– Ах да, колье. Я отдала его под влиянием момента. Передав тебя отцу, я обзвонила все гостиницы Лондона, чтобы узнать, где вы остановились. А узнав, послала туда мою няню с колье и письмом. В письме я просила, чтобы Ройоль преподнес тебе колье в день твоей свадьбы. Сомневаюсь, что Кэрон знала о его существовании. Для меня было не меньшей, чем для тебя, неожиданностью его истинное происхождение и ценность. Честно говоря, я думала, что это очень хорошая подделка.
Люна ядовито произнесла:
– Не думаю, что мне захочется надеть его в день свадьбы… учитывая обстоятельства. Я собираюсь передать его французскому музею – хотя бы на время.
– Могу понять твои чувства, Люна, но ты должна знать, что мой дар был знаком любви к вам обоим. Мне хотелось, чтобы у тебя было хоть что-то от меня. Тогда я переживала очень трудное время. Я была очень молода, меня переполняли чувства, которые могли сделать несчастными многих людей.
Люне хотелось сказать, что обычно такого рода чувства ведут к состраданию, милосердию и любви, но ей не хотелось спорить с женщиной, которая вряд ли поняла бы ее.
– А лорд Фрейзер-Уэст что-нибудь знает об этой истории?
– Теперь знает. Я все рассказала ему вчера вечером.
Сирена не стала говорить дочери, что Николас решил подавать на развод.
Люна неожиданно подпрыгнула на месте. Прижав руку к губам, она взволнованно забормотала:
– О нет… Если б я знала раньше, все могло быть по-другому. Я хотела наказать его за несправедливые слова об отце, и потому передала папку в Скотланд-Ярд.
Сирена глядела на нее, ничего не понимая.
– А какое имеет отношение ко всему этому Скотланд-Ярд?
– Боюсь, что теперь очень большое.
Райену Тайлеру никак не удавалось связаться с Люсиндой по телефону. Он оставлял сообщения на автоответчике – никакого ответа. Райен стал уже волноваться, не случилось ли чего с ребенком. Наконец не выдержав, он позвонил ее родителям. Трубку взял кто-то из прислуги – ему показалось, что экономка.
– Говорит Райен Тайлер. Это вы, Джун?
– Да, сэр.
Обычно приветливый голос Джун звучал сегодня довольно холодно, и в Райене снова ожило предчувствие чего-то плохого.
– Я не могу дозвониться до Люсинды – нет ли ее у вас?
– Она здесь, с матерью, только… – Экономка в нерешительности замолкла.
На душе у Райена снова стало тревожно.
– Что-то случилось, Джун?
– Да, но, думаю, вам лучше поговорить с леди Люсиндой.
Раздался щелчок, и воцарилось молчание. Минуту спустя он услышал взволнованный голос Люсинды:
– Райен, это ты?
У него словно комок застрял в горле. Стараясь справиться с охватившим его волнением, он спросил:
– Как ты, Лу? Как ребенок?
– С ребенком все в порядке, а со мной – нет. О, Райен! – В ее голосе слышалось отчаяние. – Отец ночью покончил с собой. Сегодня утром шофер нашел его в гараже мертвым. Отравился окисью углерода. Ведется расследование.
И, не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась.
– Ничего не говори больше, дорогая. Я сегодня же ближайшим рейсом вылетаю в Лондон. Увидимся утром.
Люна не могла объяснить никому, даже себе, почему она пошла на похороны Николаса Фрейзер-Уэста. Из чувства вины – ведь это она подтолкнула его к этому шагу? Или чтобы еще раз увидеть Райена Тайлера?
А может, ей просто хотелось отдать дань уважения памяти покойного и последний раз увидеть мать и сестру? После визита Сирены Люна сознательно избегала думать о Фрейзер-Уэстах, сосредоточившись только на себе и своих планах возвращения на Кайманы. Только узнав о самоубийстве Николаса, она позволила себе подумать о «них» – как мысленно называла она мать и Люсинду.
Николаса похоронили рядом с отцом в фамильном склепе Редби-Холла – родовом поместье семьи. Садясь на поезд, Люна чуть было не передумала и не повернула назад. Погода была превосходная, в окна поезда, уносящего ее из Лондона, било яркое солнце.
Когда Люна тихонько вошла в маленькую сельскую церковь, служба уже шла. Она села сзади, затерявшись среди многочисленных участников печального обряда.
Люна повторяла за священником слова незнакомой молитвы, а затем вместе со всеми громко запела «Иерусалим». Увидев среди собравшихся темноволосую голову Райена, что-то шептавшего Люсинде, она с волнением смотрела на его профиль, впервые заметив, какие у него длинные и густые ресницы.
– Давайте помолимся.
Люна опустилась на колени, шепча слова молитвы, но из головы не шел ее собственный отец, и в конце концов она пожалела, что вообще сюда приехала. Едва дождавшись конца заупокойной службы, она поспешила к выходу…