Тем не менее, Джордж, привыкший к сдержанности на публике и в поведении, и в разговорах, показывал лишь приятную сторону своей натуры. Из гордости он не мог переложить всё на Элизабет и слуг. Вместо этого он решил извлечь из вечера всю возможную пользу.
Из прибывших сегодня молодых людей имена троих он называл в разговоре о будущем Морвенны. Против стариков все равно горячо возражала Элизабет. Джордж принял ее вето на Эфраима Хика и Хью Бодругана. Возражения против Джона Тревонанса было труднее понять, разве что помимо возраста. Но Джордж постепенно начинал осознавать, что какие бы ни были у подобного брака преимущества, Элизабет не обрадуется, если юная кузина станет леди Тревонанс и поселится по соседству. Ему не сразу пришло это в голову, но теперь он хоть и неявным образом, но сообразил, в чем дело.
В любом случае, сэр Джон не приехал, даже не прислал извинений. Роберт Бодруган прибыл, как и Фредерик Тренеглос, и Осборн Уитворт. Поскольку Джордж был не так занят, как предполагал, он смог понаблюдать за тем, как они ведут себя с Морвенной, и как Морвенна с ними. А также за поведением еще парочки юных ищеек, вынюхивающих поживу.
По предложению мужа Элизабет заказала для Морвенны новое белое платье, и результат Джорджу понравился. Белый шелк прекрасно оттенял ее темно-каштановые волосы, довольно смуглую кожу и большие, испуганные и близорукие карие глаза. Как и фигуру. Будучи мужчиной, обычно не гоняющимся за любовными утехами, Джордж тем не менее время от времени бросал взгляды на тонкую, похожую на статуэтку фигурку и воображал, что скрывается под платьем.
Подобные же мысли явно возникали у присутствующих молодых людей, и хотя девушка была слишком застенчива и молчалива, чтобы стать центром внимания, у нее не было недостатка в партнерах или заинтересованных взглядах. Джорджу показалось, что она прямо-таки расцвела, и он задумался, не стоит ли поднять планку для потенциальных женихов. Возможно, если ее как следует подготовить и привести в надлежащий вид, она привлечет взгляд кого-нибудь более знатного — юного Боскауэна, например, или даже Маунт-Эджкомба. Эти мысли кружили ему голову.
Но возможно, это тщетные надежды. У нее нет денег, и даже если всё остальное пойдет как по маслу, семьи будут возражать. Боскауэны в особенности — они пусть и богаты, но намерены получить еще больше денег благодаря женитьбе. Джордж, желающий поспособствовать выгодному союзу, все же не мог снабдить Морвенну приданым, которое превратит ее в богатую наследницу.
Так кто же из присутствующих здесь ухажеров? Роберт Бодруган не выказывал интереса, обратив всё внимание на пользующуюся дурной славой Бетти Деворан, коротконогую племянницу лорда Деворана, и та явно отвечала взаимностью. Фредерик Тренеглос, оглядев зал, присоединился к шумной группе юнцов у двери, которые больше интересовались групповыми танцами, чем более формальными танцами с партнершами.
Лишь преподобный Уильям Осборн Уитворт постоянно заглядывал в уголок Морвенны. Но дело было не только в его личных предпочтениях, как прекрасно знал Джордж. Любой из них стал бы рассматривать этот союз как сделку и предмет для неуместной торговли. Но всё же лучше, когда имеются и личные симпатии. Да и в целом из всех вариантов Джордж склонялся к юному Уитворту. Во-первых, он был священником, а кто лучше подходит в мужья для дочери декана?
Во-вторых, он был вдовцом с двумя маленькими детьми, а значит, ему срочно требуется новая жена. Джордж отметил, что недавняя утрата не помешала Уитворту явиться в ярко-зеленом сюртуке и лимонно-желтых перчатках. В-третьих, ему нужны были деньги. И в-четвертых, его мать (не рискнувшая приехать в такую погоду) была из Годолфинов.
Что касается Морвенны, то она рассматривала высокого и шумного молодого священника лишь как партнера для танцев и болтовни. Ей нравились танцы и неожиданное внимание со стороны молодых людей. Но это было просто поверхностным, легкомысленным развлечением, как и вся ее жизнь в Труро в этот рождественский сезон.
Как будто ее жизнь раскололась по горизонтали — верхняя половина состояла из приятного времяпрепровождения — она вставала, ела и сопровождала Джеффри Чарльза, пробиралась по снегу в церковь святой Марии, пила чай, вышивала и играла в вист с Элизабет, а потом взбиралась по винтовой лестнице и ложилась спать в крохотной холодной комнатке на верхнем этаже. И под этим слоем жизни лежали сладкие до головокружения воспоминания о темноглазом юноше со слишком бледной кожей, о его загрубевших, но нежных руках на ее плечах, о его губах, таких же неумелых, но полных обещаний, как и ее собственные. Днем за днем, час за часом она жила воспоминаниями о том, как они встретились, чем занимались и что сказали друг другу.