Она своими руками погубила близкого ей человека. Безусловно, ее вынудили так поступить, однако этим она все равно никак не могла себя оправдать, поскольку чувствовала, что что-то в ней в этот момент умерло. И она уже не боялась того, когда весь их корпус отправят за Горизонт. И хотя номинально после этой так называемой командировки она, даже несмотря на свое происхождение, мгновенно получала помилование, узница прекрасно понимала, что оттуда уже не возвращаются. Смерть пугала ее так сильно, что она поклялась самой себе перенести любые пытки, лишь бы сохранить свою жизнь, свой человеческий облик, однако, похоже, переоценила себя и не только сдалась сама, но и подвела любимого человека.
Еще хуже ей становилось, когда она представляла уже свою подругу в роли палача. И в итоге так лишены человечности окажутся все. И страх перед смертью уже не будет так сильно властвовать над ними. Так что и за Горизонтом окажутся в итоге поголовно все. В каком-то извращенном смысле все эти бесчеловечные пыточные практики выступали чем-то вроде анестезии, которую некие злобные врачи давали своим подопытным крысам прежде начать свои опыты.
Эта метаморфоза произошла так быстро и возымела такой эффект на заключенную, что она не только сдалась окончательно, но и даже несколько расслабилась, позволив металлическому орудию пыток, что заменяла ей кровать, без всяких ограничений впиться в ее тело. Пленница уже не чувствовала ничего, ведь она прекрасно осознавала, что освобождение, пусть и в форме физической гибели, уже близко, а потому боль отступил. Организм будто бы окончательно смирился с окружающими его условиями, поскольку более не было смысла пытаться хоть как-то сберечь здоровье. Оно в любом случае перестанет существовать как отдельная категория вместе с гибелью всего организма.
Появилась даже небольшая надежда на то, что ей вот-вот удастся немного поспать перед наступлением неизбежности, однако всю камеру вновь тряхнуло, и путнице стало страшно, что ее снова будут мучить кошмары о выпивающих ее душу демонах. И действительно видения пришли. Однако выглядели они еще куда более реалистичными, чем все то, чему она была свидетелем до этого в своей жизни. Даже реальнее, чем ее муки на протяжении последних месяцев. Прежде чем потолок камеры лопнул, путницу посетила небольшая спасительная мысль, заключающаяся в том, что она была не единственной сходящей с ума в этой Богиней забытой реальности.
Глава 10
Четырнадцать часов до Затмения — Центральный Парк Метрополии Сердца
Симон открыл глаза, сквозь пелену различая закат, не до конца понимая, почему картинка перед ним так сильно расплывается. Но дотронувшись пальцами до лица, он увидел, как рука его намокла от собственных слез.
Причину такого состояния юноша пока так и не смог объяснить. Все ведь складывалось просто замечательно — день был волшебен и чудесен сам по себе, ночь манила предвкушением совершенно новых эмоций и открытий, которые, казалось, до этой поры не были доступны даже открытому ко всяческим экспериментам студенту.
— Ты как? — слегка откинувшись на мягком сиденье в кабинке колеса обозрения, осведомился Эдвард.
— Мы что… тут до самого вечера просидели? — удивился в свою очередь Симон.
— Похоже на то, — выдохнул его самый дорогой сердцу друг.
— Но как это может быть? Я вроде только закрыл глаза, задумался… — сделал паузу Симон, — и вот уже и закат. Мы, что весь день катаемся тут? Или мы где-то шатались еще и вновь вернулись сюда? Ничего не помню… — Симону стало даже как-то не по себе.
— Ты бы видел сейчас свое лицо, — не сдержал улыбки Эдвард, — по крайней пере радуйся, что остались еще хоть какие-то кредиты на твоем чипе, раз нас еще не погнали отсюда.
— Да, да, конечно, ты прав… — не уловив даже малейшего намека на подкол со стороны своего спутника, облегченно выдохнул Симон, — и что… Мы значит вот так и просидели молча целый день?
— Ну почему же. Ты уже несколько раз успел рассказать во всех деталях, что чувствуешь по отношению к своей ненаглядной Кейт, а также куда бы ты хотел вместе с ней и со мной отправиться…
Симон в ответ лишь утвердительно кивал, упорно делая вид, что действительно помнит все эти свои отповеди, в то же самое время как в виске его пульсировало лишь одно воспоминание, а точнее видение, свидетелем которому он был сначала на паре по правоведению. Сейчас оно к тому же повторилось с еще большим количеством деталей. По ощущениям, вроде как женщина была заперта в тесном и холодном, но при том чрезвычайно душном помещении, которое она по каким-то причинам никак не могла добровольно покинуть.