Симон миновал и эту сущность, уже практически достигнув вершины. Он, однако, все же притормозил, когда в его глаза ударил нестерпимый свет, а кожу обжег сильнейший жар.
— Тем не менее даже если и эти две благородные истины не помогли человеку в том, чтобы он вырвался из порочного круга, и если новая жизнь обрела свою форму, то она неизбежно испытает страдания. Такие же, как и ее создатель, о котором он напрочь позабыл. Пробившиеся ростки сознания настигнет божественный огонь, который лишает разума и памяти. И тогда все начинается сначала уже в новой форме, но, по сути, по старой схеме вечного вспоминания и забвения.
Симон кое-как доковылял до вершины. При этом ему казалось, что последние ступеньки он проходит как в какой-то глупой игре снова и снова, идя по своим собственным, уже не раз оставленным когда-то давно следам. Наконец, когда из этого повторяющегося цикла ему удалось ускользнуть, путник в очередной раз в ужасе замер при виде фигуры, которую он не встречал уже очень и очень давно и при этом которая, казалось, всегда была прямо перед его глазами. Черная Богиня смотрела прямо в его душу, стоя посередине жертвенного алтаря, сжимая в своих руках вырванные сердца бесчисленного количества мыслящих существ.
Однако финальная жертва, что лежала перед ней, была еще жива. Глядя ей в глаза, Симон понимал, что все уже предрешено. Однако несмотря на это, он все-таки бросился к ней на помощь. Практически дойдя до нее, путешественник в самый последний момент потерял сознание, сраженный ударом Богини, которая громко смеялась над его попыткой изменить то, что уже давно свершилось.
Глава 5
Двадцать два часа до Затмения — тюремный корпус: точное местоположение неизвестно
От сильного удара путница едва удержалась на ногах, прекрасно понимая, однако, что, если она упадет, ей в итоге достанется еще больше. Все происходящее тем не менее, не смотря на свою физиологическую достоверность, напоминало собой больше дурной сон, чем действительность, хотя и страх, и боль в нем для наблюдателя были самые что ни на есть настоящие.
Боль, с одной стороны, давила изнутри от поврежденных еще с прошлого раза тканей, но с другой — заглушалась и притуплялась давящим в груди страхом от ожидания тех мучений, которые ей только предстоит пережить. Узница ведь прекрасно осознавала, что именно ждет ее в конце этого зеленого обшарпанного коридора, откуда уже доносились характерные крики и стоны.
Как только массивная дверь отворилась, узница онемела от ужаса, увидев раздетую до гола Шанти, свою дорогую сердцу напарницу, что одновременно с ней попала в эти застенки. Сейчас же она больше напоминала разбитую куклу, окропленную своей кровью, нежели живого человека. Однако куклу весьма реалистичную, из которой на пол вытекали не только кровь, но и содержимое желудка, который и без того был ослаблен до невозможности тюремной баландой.
За этой же нелицеприятной во всех отношениях картиной вместе с тем наблюдала и другая фигура — только уже не вживую, а на своем голографическом экране. Он выводил объемное изображение, получаемое из крошечных, практически невидимых камер под потолком пыточной камеры.
Они транслировали в прямом эфире фактурную съемку оперативных сотрудников Института перевоспитания, вместе с остальными «исправленцами», как их на местном жаргоне называли службисты.
Сотрудники окружали привязанную жертву какое-то время, после чего слегка расступились, когда внутрь завели очередную бесправную женщину.
Устало смотря на экран, равнодушный зритель зевнул, тем самым пропустив момент, когда кто-то из присутствующих в помещении дал вошедшей продолговатый металлический предмет, который та взяла подобно роботу и подошла к обездвиженной и, казалось бы, неживой кукле на столе. Зритель потянулся, слушая как кукла на столе ожила и заорала, пытаясь изо всех сил своим воплем то ли напугать присутствующих, то ли воззвать к остаткам их человечности. Однако ничего в итоге не помогло, и пытка осуществлялась ровно до тех пор, пока ее жертва не отключилась.
— Ну наконец-то, — раздраженно выдохнул мужчина, развалившись на своем мягком кресле и мельком взглянув на наручные часы. Послав сигнал контрольному чипу в своем неокортексе, он подключился к еще одной камере, что располагалась уже в ином, куда более уютном, чем пыточная помещении. Как раз туда проследовала после сеанса пыток как сама невольная соучастница преступления, так и один из сотрудников безопасности заведения.
— … это был мудрый выбор, — обратился к вошедшей сотрудник, — та дрянь здоровая, так что жить будет. Пока. А вот ты бы еще одного раза не вынесла… — выхватывал слух уже незаинтересованного зрителя обработку заключенной штатным сотрудником: — … но твое выступление, дорогуша, записали в архив. И чтобы ты не оказалась в месте, где нет нашей доблестной охраны, и кто-то там случайно из твоих так называемых братьев и сестер не увидел эту запись… И не узнал того, что ты сделала со своей подругой, я советую тебе больше не рыпаться и выполнять беспрекословно все, что от тебя потребуется. Ты это усекла?