Зайдя в хату к тестю, он сразу бросился к зыбке, что висела у кровати, развернул одеяльце. Круглолицый крепыш спал, и таким спокойным и счастливым был его сон, что Адам умилился. «Мой сын! — пронеслось в его голове. — Мой! Мой и Марьяны!» А ребенок чмокал губками, как и в тот незабываемый вечер, потом раскрыл глаза и зашевелился. И что-то Марьянино увидел Адам в его нежных губах, в голубых глазах. Он неумело, по-мужски взял его на руки. Ребенок заплакал. Теща бросилась к Адаму:
— Ты же не умеешь! Еще уронишь. Давай сюда, я ему соску дам.
Адам нехотя передал ребенка теще.
— Мы его Сымоном назвали, Адам. Сымон Адамович он…
Адам почувствовал, что горло его судорожно сжимается и туман застилает глаза. «Сымон Адамович…»
А ночью, лежа на нарах, он долго не мог заснуть. Адам думал о мальчонке, которого зовут Сымон, и чувствовал, что жизнь его была бы совсем пустой и ненужной, если бы не этот маленький Сымон.
Утром, уходя в имение, он сказал тестю:
— Может, перейти к вам жить?
— Переходи, — коротко ответил тесть.
Когда Адам пришел в имение, там творилось что-то невероятное. Люди обнимались, целовались, плакали и смеялись одновременно. «Что такое?» — не понимал Адам.
Сторож Стась шел без шапки и пел, а увидев Адама, подошел к нему, обнял и поцеловал.
— Дождался хоть на старости лет? Боже мой! — старик всхлипнул.
— Что тут происходит, дядя Стась?
— Что происходит! Красная Армия границу перешла. Освобождать нас идет от панов! А пан с экономом сегодня ночью убежали. Наше теперь имение, Адам! Народное! Наша земля!
На площадке против панского дома собрались батраки и крестьяне из ближайших деревень. Вынесли из комнаты стол. На него влез Антось.
— Товарищи! Пойдем встречать Красную Армию! Избавителей наших! Они уже близко.
— Встреча-а-а-ать! — отозвалась толпа.
— Встреча-ать! Ура-а-а!
Над головой Антося взвился красный флаг. Через несколько минут больше сотни человек встали под красный флаг. На восток!
Адаму хотелось идти вместе со всеми, но что-то — он сам не знал что — держало его на месте.
Он слонялся от здания к зданию, не понимая, что здесь его держит.
Потом к имению стали подъезжать подводы. Молчаливые мужики привязывали лошадей к столбам, а сами шныряли по гумнам, комнатам, хлевам, амбарам и таскали на подводы все, что попадалось в руки: доски и кирпич, сломанную мебель и картины, оконные рамы, старые колеса, бочки, плуги и бороны, ржавое железо. «Зачем им это?» — думал Адам.
Вдруг его взгляд упал на человека с черными усами, в серой домотканой одежде и в конфедератке. Этот человек ничего не брал, а словно к чему-то присматривался, искал чего-то, достойного его внимания. Он подходил то к одному крестьянину, то к другому и заговаривал с ними.
До боли знакомое вдруг увидел Адам и в облике, и в походке этого человека. Он стал к нему присматриваться. Болезненное любопытство овладело им.
Человек не видел его. Адам стоял невдалеке от сторожки, и его нельзя было сразу заметить.
Когда человек, воровато оглянувшись, шмыгнул в панские комнаты, Адам вдруг узнал его. И ринулся за ним, как хищный зверь. Они встретились на втором этаже в длинном узком коридоре. Сыровар стоял у окна, держа в руке револьвер, а Адам у двери, один со своей лютой ненавистью.
Сыровар выстрелил.
Адам почувствовал, как что-то обожгло ему голову, и ринулся вперед…
Когда смятый, наполовину задушенный пан Топерцер лежал у него под ногами, Адам почувствовал не только радость победы. Он почувствовал радость жизни.
1957
АНЕЛЯ
На двух гектарах земли не много соберешь приданого для трех дочерей. Все же старый Батян как-то ухитрился выдать замуж двух старших. Правда, ушли они из родительского дома не в рай, а в далекие панские имения, где батрачили их мужья.
После свадьбы второй дочери Батян вскоре умер. Перед смертью он думал, что свой отцовский долг выполнил до конца: младшая-де, Анеля, возьмет себе примака. Два гектара земли хоть и небольшое, но все же хозяйство, и найдется для нее хороший человек…
Анеле в это время было четырнадцать лет, и все заботы легли на ее острые, худые плечики, потому что мать была старая и болезненная.
В тридцать шестом году деревню разогнали на хутора. Анелиной матери достался кусочек песчаной земли возле самого леса. На лесной опушке Анеля с матерью сложили небольшую хатку и хлев, сплели из ветвей сарай для сена.