— Перевяжете ее? — спросил Карлович.
— Нет, — покачал я головой. — Слишком крупная. Нарушится кровоток в легком. Зашью.
Карлович осуждающе покачал головой, но от слов удержался. Вот и славно — не нужно мешать. Работа знакома, шовный материал имеется. Хороший, кстати, французский — привезли вместе с инструментами.
Медленно, миллиметр за миллиметром, пришиваю надорванный край артерии к прежнему месту — аккуратно и частыми стежками. Спешить здесь нельзя. Последний узелок…
— Леокадия Григорьевна, отпускайте!
Артерия наполнилась кровью, из проколов брызнули тонкие струйки.
— Не получилось! — выдохнул Карлович.
— Сейчас прекратится, — успокоил я.
Струйки опали. Я осушил рану тампоном, зашил легкое и рану. Теперь дренаж для стока попавшей в плевру крови. Троакар у нас есть… Приложить руку к ране — все равно знают. Свечение и забинтовать. Готово!
Мы вышли в предоперационную и закурили. Дантист остался у раненого. Он не курит.
— Блестяще! — сказал Карлович, выпустив клуб дыма. — Никогда подобного не видел. Сосуды мы обычно перевязываем. Где научились шить?
— В Германии.
— Вам доверяли такие операции?!
— На трупах тренировался.
Не говорить же им про кавказские войны? Как в госпиталь привозили захлебывающихся кровью солдат? И мы оперировали их, забывая о сне и еде?
— Пойдем! — Карлович бросил окурок в пепельницу.
Мы вернулись в операционную.
— Пульс слабый, но ровный, — доложил дантист. — Наполнение слабое. Дыхание частое.
Молодец, Миша! Будет из него хирург! Я вгляделся в лицо раненого. Кожа бледная, но не серая. Розовых пузырей в уголках рта нет. Похоже, получилось. Веки генерала затрепетали, и он открыл глаза.
— Где я? — спросил чуть слышно.
— В лазарете, — поспешил Карлович. — Вам сделали операцию. Прошла успешно.
— Спасибо, доктор.
— Благодарить нужно его! — Карлович указал на меня. — Он оперировал.
Уголки губ генерала тронула улыбка. Узнал.
— Зауряд-врач… — лицо его построжело. — Деникин здесь?
— Да, ваше превосходительство.
— Позовите.
— Вам нельзя… — начал Карлович, но генерал повысил голос: — Зовите!
Дантист сбегал за Деникиным. Тот вошел в операционную и склонился над раненым.
— Принимай фронт, Антон Иванович, — прошептал раненый. — Я надолго…
Он закрыл глаза и умолк.
— Камфору! — закричал Карлович. — Морфий!..
Алексеев вошел в кабинет и поклонился.
— Здравия желаю, ваше императорское величество!
— Здравствуйте, Михаил Васильевич! — кивнула Мария. — Присаживайтесь! — она указала на кресло. — Давайте без чинов — мы одни.
— Слушаюсь, государыня! — сказал Алексеев и прошел к креслу. Подождал, пока сядет императрица, и устроился напротив. Раскрыл принесенную с собой папку.
— Наступление немцев отбито. Ожесточенная бомбардировка наших позиций, предпринятая противником, и последующие атаки не принесли ему успеха. Фронт устоял. Правда, под Молодечно на ограниченном участке передовым частям противника удалось захватить наши траншеи и ввести в прорыв кавалерию. Командующий фронтом, генерал Брусилов среагировал оперативно и ввел в бой резервы. Стремительным ударом они опрокинули прорвавшего врага и заставили его отступить. Положение восстановлено.
— Наши потери?
— До двадцати тысяч ранеными и убитыми.
Мария сморщилась.
— Противник потерял втрое больше, — поспешил Алексеев.
— Мне доложили: Брусилов ранен.
— Это так, государыня!
— Как это произошло? Почему командующий фронтом оказался на передовой линии?
— Алексей Алексеевич прибыл посмотреть на результат операции. К траншеям не подходил, наблюдал за позициями издалека. Но противник заметил движение и обстрелял шрапнелью. Пуля угодила командующему в грудь. Случайность.
— Из-за которой мы потеряли одного из лучших командующих. Кто вместо него?
— Генерал-лейтенант Деникин. Так пожелал сам Алексей Алексеевич. Я утвердил Антона Ивановича временно исполняющим обязанности.
Мария кивнула и замолчала. Алексеев сжался. Сейчас последуют неприятные вопросы. Почему прозевали наступление врага? Отчего своевременно не подкрепили оборону и дело дошло до резервов? Вопросы неприятные. Внятного ответа не имеется. Государыня может решить, что главнокомандующий не справляется. Она не любит потерь, а тут еще Брусилова подстрелили. Императрицу следовало отвлечь. Алексеев был опытным царедворцем и знал, что нужно сказать, поэтому заранее подготовился. Он кашлянул, привлекая внимание государыни.