- Добрый день, - сказал Эмберли приветливо. - Пришел вернуть вашей сестре потерянную собственность.
Марк узнал его и вспыхнул.
- О, это вы! Входите. Знаете, я в тот день был немного на взводе. Ужасно благородно с вашей стороны, что вы привезли меня домой.
Эмберли не обратил внимание на его извинения. Когда он хотел, то мог быть очень любезным, но сейчас он явно не был к этому расположен. Он дал Марку минуты две, чтобы тот почувствовал себя свободнее, и Марк, отбросив все подозрения, пригласил его войти в дом.
Он вошел, сопровождаемый бультерьером, и, пропустив Марка вперед, оказался в гостиной, где у стола стояла Ширли Браун. Она виду не подала, что рада видеть его, а наблюдала за ним пристально из-под нахмуренных бровей.
Мистера Эмберли это нисколько не смутило.
- Как поживаете? - спросил он. - Добрались до дома благополучно в тот вечер?
- Если бы не добралась, то едва ли стояла бы здесь сейчас, - ответила она.
- О, Ширли, замолчи! - перебил ее брат и пододвинул стул к Эмберли. Не присядете ли, мистер... Эмберли, не так ли? Вы сказали, что у вас что-то есть, принадлежащее сестре?
Удивление мелькнуло в ее глазах, и она торопливо спросила:
- Принадлежащее мне?
- То, что вы оставили в доме Фонтейна, - сказал Эмберли.
На минуту воцарилась напряженная тишина; брат и сестра обменялись быстрыми взглядами.
- Да? - спросил Марк с деланной небрежностью. - Что же это?
- Только то, что мисс Браун обронила, - сказал Эмберли и вынул из кармана смятый носовой платок. - Вот это.
Напряженность улетучилась. Ширли взяла платок.
- Как вы добры, проявляя столько беспокойства, - сказала она иронично.
- Отнюдь, - сказал Эмберли любезно.
Она посмотрела на него взглядом, в котором были одновременно и удивление, и враждебность. Ее брат, более гостеприимный, чем она, вывел их из затруднительного положения, предложив Эмберли остаться на чашку чая.
Эмберли принял предложение и в ответ на негодующий взгляд Ширли широко улыбнулся. Она, глотнув воздух от возмущения, вышла из комнаты на кухню.
Марк начал извиняться за беспорядок в комнате. Они наняли коттедж на месяц, говорил он. Они оба работают в городе - здесь он на мгновение отвел взгляд от Эмберли - и сейчас в отпуске. Ширли работает секретаршей у Энн Марч. Он надеется, что Эмберли знакомо это имя. Она писательница, довольно приличная. На вопрос о своем месте работы он неохотно ответил, что работает в банке. Судя по его несколько стыдливому выражению лица и зная, что банковские служащие не имеют возможности наслаждаться отпуском целый месяц, Эмберли догадался, что его служба внезапно оборвалась. Это было не удивительно, и на редкость для себя тактично Эмберли увел разговор от этой малоприятной темы.
Когда в комнате появилась Ширли, неся поднос с чашками, он с восхищением отозвался о мантии из шкур королевского шакала, висевшей на стене над диваном. Он сказал, что один его друг привез подобную из Дурбана. Марк ответил, что в Дурбане в магазинах таких мантий полно, их в основном покупают туристы.
Ширли прервала их дружескую беседу, вежливо спросив у гостя, добавить ли ему в чай молоко и сахар. Эмберли переключил свое внимание на нее и, к ее досаде, начал обсуждать бал у Фонтейнов. Ее односложные ответы, казалось, нисколько его не смущают. По его взгляду она поняла, что доставляет ему удовольствие своим явным раздражением, и постаралась скрыть его.
Когда чаепитие закончилось, она предложила Марку отнести поднос на кухню и, как только он вышел из комнаты, набросилась в открытую на Эмберли.
- Итак, что это? - спросился она.
- Что - что? - спросил в свою очередь Эмберли.
- Почему вы пришли? Вы ведь не думаете, что я поверила, будто вы пришли только для того, чтобы вернуть платок? Если же думаете, то принимаете меня за дуру!
- Вполне допускаю, - сказал он, улыбнувшись обезоруживающей улыбкой, чем вызвал ее ответную улыбку. Но она ее тотчас подавила.
- Не могу же я предполагать, что вы пришли для того, чтобы получить удовольствие от моей... малоприятной для вас компании!
Он рассмеялся.
- По крайней мере, у вас хорошая память, - сказал он.
- Я думаю, - сказала она, подчеркивая слова, - что вы самый грубый человек из тех, которых мне, к несчастью, приходилось встречать.
- В самом деле? А я было подумал, что вы разбираетесь в людях.
Она невольно засмеялась и поднялась.
- Вы - невыносимы! - сказала она и протянула ему руку.
Это было знаком вежливого выпроваживания гостя, и Эмберли поднялся с места, но руку ей не пожал. Ее рука опустилась, смешинки потухли в ее глазах, и она сказала резко:
- Мистер Эмберли!
- Да?
- Мое поведение вам кажется подозрительным, должно казаться, я вполне это осознаю. Но если это так, то почему вы не предоставите полиции иметь дело со мной?
Он покачал головой:
- Боюсь, вы переоцениваете интеллект нашего инспектора. Он, чего доброго, подведет вас под виселицу.
- Вы помогаете полиции расследовать это дело, не так ли? Только не надо это отрицать. Я знаю, что помогаете. И вы по-прежнему считаете, что я причастна к этому убийству. Так...
Он прервал ее:
- А разве вы непричастны, мисс Браун?
Она пристально посмотрела на него, лицо ее побледнело.
- Что вы имеете в виду?
- То, что сказал. В тот вечер вы шли встречаться с Даусоном.
- Нет!
- Не лгите. У него было что-то, что вы хотели получить. Именно поэтому он был убит. Вы оказались на месте встречи слишком поздно, мисс Браун.
- Это не правда! - сказала она хриплым голосом. - У вас нет доказательств!
- Они у меня будут, - пообещал он и взял свою шляпу. - Не надо смотреть на меня таким ничего не понимающим взглядом. Я не собираюсь вас ни о чем расспрашивать. Ту информацию, ради которой приходил, я получил. Остальное я довольно скоро узнаю - без вашей помощи, в которой вы с таким отвращением мне отказали.
- Какую информацию? Что такое вы могли узнать, как воображаете?
- Подумайте сами, - сказал мистер Эмберли. - Большое спасибо за чай. До свидания!
ГЛАВА VII
Надежды мистера Эмберди провести вечер спокойно улетучились, когда в середине обеда ему позвонили. Сэр Хамфри дал строгий наказ слугам не докладывать о звонках тех, кто постоянно звонит во время обеда, потому что "уверены, что застанут того, кому они звонят". Поэтому он с нескрываемым раздражением спросил дворецкого, кто беспокоит их, и почему он не мог просто передать что-то.