— По-моему, тоже. Рада, что вам понравилось…
— Понравилось… Только Осси вас обманул… На деле все обстоит еще хуже… Если бы просто суд!
— Господи, как неприятно. Что же там еще?
Я потряс головой.
— К сожалению, на такие сообщения меня никто не уполномочивал… Знаете, эта комната — самое холодное место, где я сегодня побывал. Если вы располагаете временем, я могу дать один полезный совет. Скажите, эти штуковины на четырех ножках — стулья?
Она громко рассмеялась.
— Садитесь, прошу вас, мистер…
— Гудвин. Арчи.
— Садитесь, пожалуйста.
Только теперь она отошла от пианино. Было очень приятно наблюдать за ее движениями, легкими и целенаправленными.
Она нажала на кнопку звонка.
— Что-нибудь выпьете?
— Стакан молока, с вашего разрешения.
Я уселся в двух шагах от нее. Горничной было велено принести стакан молока и бутылку боррадановской воды. Мисс Кари отказалась от предложенной сигареты и, когда я закурил свою, произнесла:
— Знаете, вы меня ужасно встревожили. — Чувствовалось, однако, что она скорее забавляется, чем волнуется. — Надеюсь, молоко укрепит ваше желание дать мне ценный совет?
— Да, безусловно, — Я посмотрел ей в глаза и больше уже не отворачивался. — Я рекомендую вам не встречаться с Ниро Вулфом. Конечно, по отношению к моему хозяину я действую нелояльно, но я вообще человек переменчивый, ну а потом, мне сразу не понравилось, как они все против вас ополчились. Теперь же, после встречи с вами, и подавно…
Я махнул рукой.
— Что, предательство стало само собой разумеющимся?
— Так иногда бывает…
— Как мило с вашей стороны. Почему же вы не советуете разговаривать с Ниро Вулфом?
— Да потому что прекрасно знаю, какую ловушку он вам расставляет. Единственное, что нам сейчас необходимо, — это хороший адвокат. И пускай Вулф ведет переговоры с ним.
Она поморщилась.
— Не люблю адвокатов. Насмотрелась на них досыта: ведь я три года работала в юридической фирме.
— Все равно же придется его нанимать, если начнется судебный процесс.
— Очевидно. Но вы сказали, что мне грозит нечто худшее. Какая-то ловушка. Может, объясните?
Я подмигнул ей и покачал головой.
Вошла девушка с боррадановской водой и молоком на подносе. Я отпил глоток. Оно было слишком холодным. Тогда я обхватил стакан ладонями, снова подмигнул и заметил:
— Здесь и впрямь очень симпатично, прохладно. Я буквально наслаждаюсь, а вы?
— Нет! — ответила она, и меня поразила неожиданная резкость ее тона. — Мне не от чего радоваться. Всего три дня назад умер мой большой друг, мистер Ноэль Хауторн. Другой человек, которому я доверяла, ведет себя враждебно. Мистер Гленн Прескотт. Заявился сюда вчера вечером и совершенно оскорбительным тоном выложил мне содержание завещания. А теперь и вовсе открыто вступил в сговор с семейством мистера Хауторна, Стоффера этого сюда прислал, чтобы меня запугать. Потом вас с детским лепетом о ловушке и предательстве. А-а… Как ваше молоко?
— Извините, конечно, но черта с два вы не в восторге от сложившейся ситуации. Будем мы наконец говорить серьезно?
— У меня вообще нет желания касаться этой темы. Единственная здравая мысль, которую я от вас услышала, заключалась в том, что дело повели неправильно. Напустить на меня Осси с угрозами! Да я одним взглядом могу из него заику сделать! Интересно, а из вас пока не сделала?
— Нет, но вы близки к этому. — Я опять ей подмигнул. — Можете не сомневаться, через двадцать минут я дойду до кондиции. Ведь вы специально пригласили меня сесть. Впрочем, смею вас заверить, что я не Осси. Фактически, я просто убиваю время. Босс приказал доставить вас к нему на Тридцать пятую улицу без десяти шесть, но я предпочитаю заявиться в десять минут седьмого. Ему необходимо преподать хороший урок. — Я взглянул на свои часы-браслет. — Вам скоро выходить. Мне пришлось оставить машину у Третьей авеню.
— Я же объяснила, что это мне неприятно. Еще молока?
— Больше не надо, спасибо. Так вы не едете?
— Конечно нет.
— Ну, и что вы станете делать? Продолжать упорно талдычить «нет», пока не получите официальную повестку в суд?
— Я вовсе не отказываюсь вести переговоры! — Голос ее снова стал резким, неприятным. — Просто меня возмущает их поведение. Я, конечно, понимаю, что от Хауторнов ничего разумного ожидать нельзя, но неужели миссис Данн не могла потолковать со мной по-человечески? Или у нее язык не повернулся заявить, что они считают подобное завещание несправедливым и просят его пересмотреть? Уж не гордость ли мешает ей признаться, что все три сестры убеждены в своем естественном праве на долю состояния брата?
— Но они ничего не требуют. Крик подняла Дейзи.
— Вот уж не верю. Скорее всего, первым запротестовал Гленн Прескотт, а они помогли ему натравить на меня миссис Хауторн. И теперь, значит, воображают, будто смогут чего-то добиться своими угрозами? Сначала подсылают Стоффера; потом нанимают знаменитого Ниро Вулфа, который должен ловить убийц. Словно я преступница какая-то. Нет, не выйдет. Будь они трижды правы в своем стремлении урвать кусок пирога от мистера Хауторна, но теперь он им не достанется. Только через суд.
— Отлично, — согласился я. — Я с вами. Полностью. Сестры — стая волчиц, Прескотт — проходимец и двурушник, а Стоффер — Осси. Но будет ли мне позволено задать один гипотетический вопрос?
— Боюсь, одного недостаточно, чтобы сдвинуть меня с места!