Агенты уселись рядом, сдавив плечами. Машины набрали скорость с места.
Она глядела вперед, на мокрый асфальт, на силуэты набегающих зданий, на затылок Карла за стеклом передней машины.
На поворотах кидало в стороны.Старалась удерживать равновесие, чтобы не прижимало к агентам. Машинально откидывала со лба каштановый локон.
Неужели все-таки «Француз»?..
Тогда, в мае, оказалось, что «Француз» ни при чем. Всему виной майор, взявшийся оформить ей и Карлу документы для поездки в Словакию. Штампы, добытые майором, были поддельными. В гестапо хотели знать, сколько майор получил «за услугу», сделали Карлу выговор и сообщили о проступке в министерство. Других акций не последовало. Слежку сняли через месяц.
Значит, «Француз» молчал.
Да ему и не следовало ничего говорить. У него имелась отличная версия — дезертирство. Конечно, если его не запеленговали и не взяли во время сеанса.
А если взяли и «Француз» заговорил?..
Верить в это не хотелось.
Она не забывала январский холодный вечер сорок второго года, полутемный билетный зал кинотеатра «Феникс» и унтер-офицера ВВС с обветренным, худощавым лицом интеллигентного мастерового.
— Фрейлейн Штраух? — коснулся козырька фуражки унтер-офицер. — Час назад вам звонил я. Я товарищ Эрвина по войне.
Он так и сказал «по войне», а не «по фронту», и она поняла, что это не оговорка, и с трудом подавила радость.
На Берлин падал частенький мокрый снежок. Редкие прохожие торопились добраться до дому.
— Собственно, вы меня знаете... — сказал унтер-офицер. — Правда, под другим именем. Вы помните «Француза»?
— «Француза»?
— Это я. А вас я знаю как «Альфу».
— Вы меня с кем-то спутали все же... — сказала она. Унтер-офицер кивнул.
— Мне приказано сослаться на Эрвина, назвать свой псевдоним и ваш. У Центра не было другого выхода. Чтобы вы окончательно поверили, я должен назвать день вашего прощания с Эрвином. Это двадцать пятое сентября.
— Наконец! — вырвалось у нее. — Наконец! Вы видели Эрвина?.. Нет?.. Но откуда?..
Унтер-офицер ласково сжал ее локоть. Глаза у него были добрыми и печальными.
— Об этом долго рассказывать, — сказал он. — Лучше поговорим о моем задании.
Стало ясно: откровенничать «Француз» не уполномочен.
— Хорошо, — сказала она. — Ваша рация цела? -Да.
— Документы?
— Пока в порядке. Видите ли, я нахожусь в отпуске. Отпуск самый настоящий. Но через десять дней надо возвращаться в часть. Я должен уйти с квартиры жены и устроиться где-нибудь поблизости.
— Понимаю.
— Приказано передать: телеграммы были очень ценными, помогли, Центр ждет новой информации.
— Спасибо, — сказала она. — Если бы вы знали, как я... У нас столько сведений! Если бы не утрата связи, не ваше исчезновение... Меня мобилизовали, — сказал «Француз». — А ведь предупредить вас я не мог.
— Теперь вы будете не только забирать информацию, но и передавать мне приказы Директора, — сказала она. — И почтовые ящики будут другими. А квартиру и документы я найду, товарищ!
«Француз» снова сжал ее локоть.
Соблюдая правила конспирации, они больше не виделись.
Она убедилась, что «Француз» остался прежним: связь с Москвой работала бесперебойно.
Как же можно забыть тот холодный январский вечер?!
Как можно поверить, что «Француз» заговорил?!
Но отметать подозрения она не имела права, как вообще не имела права на малодушную сентиментальность: пытать в гестапо умели.
Машина вырвалась на площадь. Она узнала Александер плац. Так. Значит, полицейпрезидиум. Въехали под арку длинных, узких ворот. Во внутренний тесный дворик.
Их машина была не единственной. Одетых как попало людей выталкивали еще из четырех.
Ни одного знакомого.
В ней сразу проснулась надежда.
— Быстро! — занервничал агент с глазами-дырочками.
От толчка в спину едва не потеряла равновесие. Сделала несколько мелких шагов, выпрямилась.
Агент показывал дорогу.
Подняла голову, пошла за ним по черному, мокрому после недавнего дождя асфальту к обитой коричневым дерматином двери в красной кирпичной стене.
Полутемный коридор привел в огромную комнату, освещенную тремя лампочками без абажуров. В комнате длинные канцелярские столы, деревянные скамьи без спинок. За столами полицейские чиновники, на скамьях, охраняемые агентами, одетые как попало люди.
Агент с глазами-дырочками указал на отдельную скамью, подошел к пожилому чиновнику с блестящими залысинами.