— Послушайте, вы оба. Не хватало только, чтобы члены ордена ополчились друг против друга. Вот тогда и в самом деле все будет потеряно.
Картли презрительно усмехнулся.
— Этот американец приходит сюда с протянутой рукой, прося о помощи, и тут же, не успев перевести дух, приказывает мне, словно охотничьему псу, бежать у его ноги. Потом принимается обвинять меня и пытается побить, — опять же, как непослушного пса, — ожидая, что я стану пресмыкаться перед ним. — Он сплюнул. — Собственно, я не слишком удивлен. Бой будет продолжаться, пока разъяренный бык не поднимет на рога даже самых благоразумных зрителей. Это ведь в духе Америки, американцы поступают так всегда и везде, не так ли?
— Это в духе Voire Dei, Картли. Прежде всего мы с вами оба…
Картли выругался по-грузински и по-турецки.
— О чем мне говорить с человеком из страны, чье правительство в сговоре с преступниками, до сих пор подвергающих гонениям мой народ?
— Бога ради, Картли…
— Очередной момент, требующий разъяснения. Какого бога, Шоу, моего или вашего?
— Мы оба люди.
— Но очень разные люди, верно? Вы пытаетесь использовать меня, как ваше правительство — русских, исключительно в собственных целях.
— Михаил, все-таки не забывайте, что Браво — хранитель. Это ваша обязанность — защищать его и помогать ему, — негромко, но решительно вмешался Калиф.
— Хранитель не должен быть заносчивым глупцом. И ты еще его выгораживаешь!
Браво, чувствуя, как охватившая его тоска снова уступает место злости, шагнул к Картли, но Калиф сгреб его за плечи, стиснул стальными пальцами, не давая двинуться с места.
— Не делай этого, остановись, — шепнул он на ухо Браво. — Я предупреждал, этого человека легко вывести из себя, и тогда он очень опасен.
Вслух Калиф произнес:
— С чего ты взял, что я кого-то выгораживаю? Я сотни раз преломлял с тобой хлеб, я знаю твоих детей с пеленок, я всегда советовался с тобой. Мы ведь друзья, Картли. Друзья.
— Тогда брось защищать американца.
— Так ведь ты убьешь его, — горестно заметил Калиф.
— Он обнажил оружие в моем доме. Он нанес мне смертельную обиду.
— Вы были друзьями с его отцом.
— Декстер Шоу мертв. Все наши взаимные обязательства умерли вместе с ним.
— А как же орден… принесенные тобой клятвы?
Картли махнул рукой.
— С меня довольно всех этих людей. Хватит.
— Тогда просто позволь ему уйти, — сказал Калиф. — Смерть сына Декстера Шоу — тяжкое бремя для души.
— Отпусти его и отойди, — просто ответил Картли.
Калиф повиновался, успев только шепнуть Браво:
— Убери кинжал в ножны и молчи… молчи.
И Браво молча ждал. Их окружила звенящая тишина, суматошный гомон базара стих, точно его и не бывало. Немигающие глаза Картли смотрели на Браво, он отвечал тем же. Воля схлестнулась с волей в безмолвной яростной схватке.
Очень медленно Браво вытащил кинжал, не вынимая его из ножен, и протянул вперед, словно совершая жертвоприношение, чтобы умилостивить Картли или его бога.
— Пытаешься купить меня, — сказал Картли. — Как это по-американски.
— Этот кинжал бесценен, — ответил Браво. — И он ваш.
Картли с беспредельной грустью покачал головой.
— Нет, хранитель. Он еще понадобится тебе там, куда ты направляешься.
Браво опустил кинжал.
— Теперь иди, — сказал Картли.
Браво повернулся, увидел, что Калиф не тронулся с места. Он один покидал этот дом, один отправлялся на улицы Трапезунда. Сыновья Картли расступились, пропуская его.
Браво не успел еще отойти от них, когда услышал за спиной голос Картли:
— Молись, хранитель. Молись тому богу, в которого веришь, потому что иначе тебя ничто не спасет.
Глава 25
Браво сидел в том же самом кафе в квартале Ортахисар, где они встречались с Калифом, надеясь, что рано или поздно тот вернется. В помещении пахло сигаретным дымом и кошачьей мочой, но кофе здесь варили крепкий и вкусный. Браво сидел за маленьким столиком возле окна, откуда были превосходно видны ярко освещенные ущелья — главные артерии старого города. Он подумал, что не смог бы долго находиться ни в одном из районов нового города — грубой, уродливой раковины вокруг жемчужины древнего Трапезунда. Как хотелось бы ему пройтись по старинным улицам, слыша царственные звуки трапезундского наречия, наблюдая, как заходят в залив огромные, величественные корабли из Флоренции и Венеции, Кадиса и Брюгге… вот на них уже грузят невиданные иноземные товары с изобильных городских складов… а вдалеке, у самого горизонта, маячат черные паруса пиратского судна сельджуков.