— Про зебру, проспорившую свои полоски…
— И про попугая, который был капитаном на пиратском корабле….
— А еще про жадного терьера, который рассорился со всеми своими друзьями…
Дженни снова засмеялась, восторженно, словно дитя. Браво представил, как отец пытался спасти ее, как нянчился с ней, словно с попавшим в беду ребенком. Дженни стала для Декстера приемной дочерью, отношения с ней облегчали боль от утраты Джуниора…
— Мы вместе читали книги… исторические романы, где герои проходили через тяжелейшие испытания, переживали ужасные потери, и все-таки в конце концов торжествовали победу. Я прекрасно понимала, зачем он это делает, — и это помогало. Он так сочувствовал мне, он понимал меня, предугадывал моменты подступающего беспросветного отчаяния… Как я не догадывалась, что он сам прошел через личную трагедию? Он возился со мной целый год, и за это время я полюбила его, что, полагаю, совсем неудивительно… Но я любила его как отца, и он никогда… у него никогда не было на меня никаких таких планов. Наоборот, Декстер был единственным человеком, рядом с которым я чувствовала себя в безопасности. Пока не появился ты.
— А что, если у меня как раз есть на тебя «какие-то такие планы»? — поинтересовался Браво.
Дженни посмотрела ему в глаза, щеки залил румянец.
— Я изменилась. Теперь меня это не пугает.
Стены Сумельского монастыря, вросшего в утесы возле самой вершины отвесного горного кряжа, вздымались в кобальтовое небо, словно неприступная крепость. Особым изяществом и утонченностью постройки не отличались; будучи оплотом веры, Сумела, казалось, была возведена с расчетом на вражеские осады.
— Итак, война развязана, — произнесла Камилла.
— Неужели нет другого пути? — спросил Браво.
— Увы, мой сын сделал свой выбор, — ответила она. — Близится финал, и ставки очень высоки. Сомневаюсь, что он сможет отступить от плана теперь, даже если захочет.
Все трое стояли под тенью древнего акведука, питавшего монастырь свежей водой столетия тому назад. Грузовик они оставили неподалеку — Камилла припарковала его на узенькой кривой улочке рядом со стоянкой автобусов. Автобусы горстями выплевывали туристов с бейджами, бутылками минералки и цифровыми фотокамерами. Никто не заинтересовался странной троицей, но они, зараженные паранойей, подозрительно рассматривали толпу.
Браво обернулся к Камилле.
— Я считал Джордана своим другом. — Он рассказал ей в самых общих словах историю рыцарей святого Клемента и объяснил, что Джордан — один из них. — Как он мог так бессердечно меня обманывать?
— Он превосходный актер, и за это я должна винить себя. — Камилла отвернулась и устремила взгляд на уходящие ввысь мощные несущие арки акведука. — Джордан никогда не видел своего отца, но только сейчас я поняла, как это ожесточило его. Он замкнулся в себе, в своей скорлупе… Но если бы я и рассказала ему, ничего хорошего все равно бы не вышло, ничего, кроме мучительного разочарования. — Она прикусила нижнюю губу. — Бедный Джордан. Нам не дано изменить прошлое, как бы ни хотелось…
— Винить себя за прошлое бессмысленно, — сказал Браво.
— Да, что сделано, то сделано, n’est-ce pas? — с горечью ответила Камилла. Неожиданно она обернулась и бросилась ему на грудь, сокрушенно воскликнув: — Ох, Браво, меня предал единственный сын, предал так же жестоко, как и тебя!
— Нам пора, — сказала Дженни. — Нужно торопиться, времени очень мало.
— Да, да, конечно, — откликнулась Камилла. Она уже справилась с собой. — Что мы должны делать, Браво? Мы обе здесь, чтобы помочь тебе.
Джордан Мюльманн пересел в легковую машину с кондиционером. Это было мудрое решение: дорога до Сумелы занимала три часа и при этом напоминала американские горки, — сумасшедшие повороты и все более устрашающие крутые подъемы. Они миновали Мачку, свернули налево, и дорога превратилась в нечто и вовсе невообразимое. Джордан взял с собой троих рыцарей. Не слишком много людей, — они не привлекут к себе ненужного внимания, но и не слишком мало. Достаточно, чтобы все прошло гладко.
Джордану уже довелось один раз побывать в Сумеле. Что самое смешное, они приезжали сюда вместе с Браво. Три года тому назад. Они весело проводили двухнедельный отпуск на Ибице, но через шесть дней безудержного гедонистического разгула решили бросить двух ненасытных смазливых блондинок, с которыми проводили дни и ночи напролет на танцевальных площадках, в модных клубах, на влажных простынях гостиничных номеров, на мокром морском песке… Даже не попрощавшись, они сбежали с острова искушений на самый край земли — в Трапезунд, который ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать ультрамодным. Унылый полуразрушенный город, сплошные трущобы, и единственный луч света над развалинами былой империи — древняя Сумела.