В Нью-Йорке сейчас уже поздний вечер, и ослепительное сияние городских огней затмевает даже звезды; на улицах огромного города по-прежнему кипит жизнь, а надо всем этим величественные небоскребы упираются вершинами в ночные облака…
Эмма ответила после первого же гудка, словно ждала этого звонка весь вечер.
— Браво, где ты?
— Во Франции, — ответил он, — еду в Бретань.
— Зачем?
— Выполняю поручение отца. Понимаешь, он собирался рассказать мне об этом перед… перед самым концом… — На мгновение между ними повисло молчание. — Ну, а как ты, Эмма?
— Прекрасно. Я снова пою. Вот только что отпустила преподавателя вокала.
— Это замечательно… а как твое зрение? Есть улучшения?
— Пока нет. Но это ничего. Меня больше заботишь ты.
— Я?
— Твой голос.
— Что — мой голос?
— Я слышу в твоем голосе тревогу. Поручение отца… его ведь не так-то просто выполнить, верно?
— И почему же ты так решила?..
— Браво, я не дурочка, и мне обидно, когда ты разговариваешь со мной, словно с какой-то бестолковой девицей. Директор строительной фирмы, куда я обратилась, чтобы сделать ремонт, лично зачитал мне отчет экспертов. С газопроводом все было в полном порядке. Кто-то намеренно повредил трубы.
Браво оглянулся. Камилла и Дженни, по всей видимости, еще не вышли из уборной.
— Похоже, ты узнаешь новости быстрее меня.
— Отец занимался опасным делом, Браво. Думаешь, я ни о чем не догадывалась? Как-то я спросила… и отец доверился мне.
— Что?!
— Да, и время от времени я ему помогала. Он знал, и я знала, что быть членом ордена — это большой риск.
Наступила пауза. Браво услышал, как Эмма сделала глоток — видимо, она пила чай. Он судорожно пытался осознать открывшуюся ему новую реальность. Эмма знала!
— Теперь миссия отца — на твоих плечах, — продолжала Эмма, — и я хочу, чтобы ты знал: я могу быть полезной и тебе.
— Эмма…
— Полагаю, ты думаешь, что теперь, когда я ослепла, все изменилось. Но ты ошибаешься. Я вполне способна позаботиться о себе, и о тебе тоже. Как и всегда.
— Не понимаю…
— Как ты думаешь, кто присматривал за тобой и рассказывал новости отцу, когда вы с ним не общались? Он не мог и не хотел отстраняться от тебя.
— То есть… ты шпионила за мной?
— Брось, Браво. Я лишь делала то, в чем все мы отчаянно нуждались. Ты в том числе. Неужели ты до сих пор думаешь, что отец мог желать тебе зла? Он очень переживал из-за ваших ссор, и я, откровенно говоря, понимала его. Ты вел себя как строптивый юнец, словно он был твоим врагом, а ведь он всего лишь пытался…
Не в силах больше это слушать, Браво нажал на кнопку, прервав соединение, и тяжело опустился на сиденье «ситроена». Он чувствовал себя оглушенным. Рев нагруженной трассы превратился в далекое невнятное бормотание. К кафе подъехала машина, наружу выбралась путешествующая семья — двое родителей с детьми-подростками. Под моросящим дождем они почти бегом направились к низкому строению. С заправки выехал большой грузовик и, набрав скорость, унесся прочь по гладкому блестящему асфальту автобана. Браво механически отмечал происходящие вокруг события, никак не оценивая их. Он чувствовал себя зрителем в кино, безучастно наблюдающим за событиями на экране.
Телефон зажужжал.
— Не пытайся обращаться со мной так же, как обращался с отцом. — Голос Эммы звучал резко. — Не надо бросать трубку.
— Ладно, ладно, прости меня. — Браво чувствовал себя крайне глупо; в голове гудело, словно с похмелья. — Но ты, по правде говоря, вывела меня из себя. Я так и представил, как ты, держа трубку возле уха, переходишь из комнаты в комнату, растолковывая мне, что будешь во всем помогать, как помогала отцу, и…
— Просто на тебя навалилось слишком много всего разом, Браво. Но иногда до тебя чересчур уж долго доходит! Если бы ты хоть чуточку понимал меня, то знал бы, что я всю жизнь отчаянно старалась оправдать ваши с отцом ожидания. И всегда справлялась с этим. Справлюсь, черт побери, и сейчас!
Браво вспомнил о Дженни. Вот уж кому действительно несладко приходилось в ордене. Впрочем, женщины сталкиваются с таким же отношением к себе в любой большой корпорации. Да и вообще где угодно…
— Послушай, Эмма, я… Понимаешь, когда ты сейчас сказала… Я подумал, — ну конечно же, все знали про отца, кроме меня.