Стакан земляники
За березовой рощей недалеко от деревни Аленкина мама косила траву, Аленка собирала цветы. По близкой дороге проносились машины, на дальнем увале рокотал трактор. В реке полоскалось солнце, а в голубой вышине иногда пролетали серебристые самолеты, но девочка думала, что и не самолеты это вовсе, а большие белые ласточки. Мама на небо не смотрела, она работала — косила траву колхозным коровам, чтобы они больше давали молока и не скучали во дворе. Аленка все-то знала, все понимала уже, хотя мама часто называла ее малышкой-глупышкой.
«Аленка, беги ко мне скорее, я еще земляничину нашла», — позвала мама. Девочка торопилась к матери, падала и, падая, всякий раз кричала: «Я сейчас, мамочка!» Мать, отложив косу, ждала.
И вдруг вспомнила свое детство. И увидела поле широкое, пыльную дорогу, несжатую полегшую рожь, услышала тяжелый гул самолетов…
Аленка губами взяла земляничинку, и маме показалось, что дочка поцеловала ей руку, и она от счастья закрыла глаза, обняла девочку, прижала к груди.
А потом они шли к реке и молчали. Когда разделись, Аленка хихикала, радовалась: «Ветерок со мной в щекотки играет». Развеселилась она, расшалилась. И маме весело стало. Они бегали по перекату, зачерпывая пригоршнями воду, обсыпали друг друга искристыми брызгами. «Ах, какая звонкая, ласковая вода», — говорила мама.
Пробежал ветер, зарябил реку, заволнил осоку, качнул высокие березы — переменилось все вокруг. И вода на перекате не звенела. «Пора выходить, простудимся», — сказала мама. Они поднялись на высокий берег. Здесь было теплее. Грелись на солнышке. Ветер то пушинки над ними кружил, то щекотал волосами щеки, то гонял вокруг мотыльков. А когда ветер устал и затаился в прибрежных ивах, они начали неторопливо одеваться. Сначала Аленка, подняв руки к небу, смотрела через тонкое платье на солнце, а потом мама через свое платье смотрела. И обе они видели небо, покрытое солнечными шарами…
Взявшись за руки, стояли возле самой воды и слушали, что шепчут мелкие волны песчаному берегу. И обе удивлялись, если игривые уклейки выпрыгивали на поверхность.
Аленка увидела лодку. И мама поняла ее желание, привела эту большую лодку. «Мама, мама!» — радовалась Аленка, подпрыгивала и хлопала в ладоши.
Они сели в шершавую «смолянистую» долбленку, доской оттолкнулись от берега. Плыли… Лодка сама плыла. И высокие берега завистливо смотрели на них земляничными глазами. И ласточки завидовали, кружились, то касались воды, то взлетали вверх, когда мама перекладывала весло с одной стороны на другую, чтобы выровнять лодку по течению, а потом опять снижались, норовили сесть на Аленкины колени и просили: «Возьми, возьми с собой!»
— Возьмите меня, ведь и мне полетать хочется. А-а, не берете?
Лодка сама плыла по течению, и теперь маме нечего было делать, глядела она на свою девочку. Их было только двое во всем мире, потому что ласточки обиделись и отстали, улетели, наверно, домой, к своим малышам.
Аленка пальчиком прикоснулась к воде, провела невидимую черточку и спросила:
— Почему у ласточек крылья шаршат?
— Это они воздух рассекают.
— А как это рассекают? А кто потом воздух склеивает? А где этот воздух?
— Я тебе отвечать не успеваю.
— Ну и не отвечай… А почему вода — вода?
— Не знаю.
— Такая большая, совсем большая, и не знаешь. Я вот знаю: она — водяная вода, такая водянистая, чистая-чистая.
Лодка вздрогнула, уткнувшись в берег, и Аленка забыла самый трудный вопрос, который собиралась задать маме, — она хотела опять спросить: почему у всех есть бабушки, а вот у нее нет.
— Не бойся, — сказала мама.
— Я не боюсь… Я… я ягод хочу, вот, — Аленка уже решила, что пока мама собирает землянику, можно побыть одной и всяких вопросов напридумывать.
Но землянику стали собирать вместе — так мама хотела. Много насобирали. Полный стакан! Да еще горсточку. Устали даже. Сели отдохнуть.
— Небо — это крыша, да?
— Нет, это… воздух… — Мама задумчиво повторила это слово два раза.
— Мама, ты чего?
Мама молчала, мама гладила Аленкины плечи и молчала.
«И ничего-то не знает моя мама», — решила Аленка и не стала больше ни о чем спрашивать.
Посидели. И надумали идти обратно, к березам, за которыми отдыхало солнце.
Долго шли, медленно. И солнце, поджидая их, выглядывало сквозь ветки.
Мама устало легла на валок сена, заложила руки под голову и смотрела на одинокое розовое облако, остановившееся над поляной. Она вспомнила, увидела себя такую же крохотную, как Аленка, средь изрытого, обгорелого ржаного поля возле охваченной пламенем машины… Она увидела и услышала, как кричала до боли в груди, звала, будила самую родную, единственную на свете… Все вокруг гудело и разрывалось. В небе висел самолет, похожий на черный крест, и что-то крошил на землю…