— Венька, Петька, Шурик! — закричала Вера из окна, — домой пора!
Мальчишки отряхнули облепленные прошлогодними листьями штаны и нехотя направились домой.
— Ты их не брани, дочка. Дети ведь. А сладостей не видят.
— А я не браню. Только березу жаль…
— Ничего не будет. Порубы смолой зальем.
— Разве можно?
— Каждую весну так делала… Нынче уж ты, дочка. Ослабла я, и везде не углядеть… На поле столько дела. Мужики с войны придут, мне за хозяйство отчет держать. С кого спрашивать, как не с председателя.
— Не поймут разве. Знают, как жили тут.
— Понять-то поймут, а все равно… Надо землю в порядок приводить.
Вера, обхватив тряпкой глиняную плошку, вынесла из-за перегородки.
— Дочка, не знаешь, зачем вечор Алексей Налетов приходил? — спросила Надежда Петровна.
Дочь словно не слышала вопроса, осторожно поставила плошку, опять глянула в окно:
— Мам, они не слушают.
— Еще покличь.
— Ре-бя-та! Домой! Жи-во! Картошка стынет. Мне на работу пора.
— Сейчас, Верунь! — отозвались мальчишки, и через минуту-другую на крыльце послышался торопливый топот.
Ребята быстро уселись за стол, расхватали ложки, сдвинулись к середине, поближе кеде, и враз утихли.
Она резала хлеб кривым сточенным ножом. В черном мякише поблескивали овсяная полова, льняные семечки да редкие ржаные крупинки. Тонкие ломтики никак не получались — в хлебе почти не было муки. Ребята ладошками подхватывали падающие на стол крошки.
— Ешьте, да не торопитесь. Всем одинаково отрежу.
Разделила хлеб, скрестила руки на груди, как это делала мать, и задумалась, глядя на алюминиевую ложку, которую после известия о гибели отца, Туманова Николая Петровича, всегда клала на углу стола…
Братья съели картошку и снова затихли, поджидая чего-нибудь еще. Вера вылила в блюдо кринку молока, накрошила хлеба:
— Ешьте… Со стола сами уберете и посуду помоете.
Выбежала из дому, повязала цветную косыночку, которую еще вечером из сундука тайком от матери достала. Посмотрела на высокое солнце.
— Вера! — крикнула мать. — Плуг! Плуг, который осенью Гаврила на Дачке оставил, не забудьте привезти. В логу за Дарьиной гривой, три бороны на утине найдете.
Возле кузницы весело гудел трактор. Вера закричала: «Ура! Работает! Трактор работает! Молодец, Алеша! Мо-ло-дец!»
Она еще кричала и самой себе вроде бы непонятное. Бежала прямиком по лужам — взлетали из-под ног фонтаны брызг. А трактор медленно полз навстречу… Отражая солнце, ярко светились фары.
Сначала она подумала: «Алеша сумел наладить и освещение!» И порадовалась: «Теперь можно будет работать по ночам!» Подбежала — удивилась: «колесник» стоит на месте. Алеши возле трактора нет.
На сиденье лежала пилотка, возле колеса приставлена дубовая клюшка, покрытая резьбой. Такой узор Алеша видел в Чехословакии, в госпитале, на старом кресле, украшенном хитроумными завитками. Вера взяла клюшку, разглядела, словно видела впервые, хотя каждый завиток был вырезан при ней…
— Колдуешь? — спросил Алеша. Она даже не по голосу, а по прикосновению узнала его.
— А ты где был? Думала, нарочно спрятался, и не искала.
— Вот догадливая.
Он заглушил мотор, стал чего-то откручивать маленьким ключом. Она, глядя на сильную спину, обтянутую гимнастеркой, не решалась опустить глаза, чтобы не увидеть страшного деревянного протеза-обрубка, заменившего ему левую ногу. Он, вероятно, понял и повернулся к ней правым боком, неловко избоченился, облокотился на трактор. И, чтобы отвлечь ее, предложил:
— Вера, подержи вот этот провод.
Крутнул освобожденный диск магнето — она вскрикнула, отдернула руку, испуганная легким ударом тока. Могла бы обидеться, но решила, что Алеша тут не виноват, просто магнето неисправно, и рассмеялась. «А ну еще крутни!» — озорно сказала она и снова взялась за провод. Алеша крутнул диск еще несколько раз, но разряда не последовало.
— Вот доигрались, теперь и трактор не завести. Искра в землю ушла, поищем бывало. — Он наклонился, шарил руками возле колес. Вера тоже, напряженно всматриваясь, склонилась:
— Какая она?
— Как иголочка золотая. Да вот же, у тебя в волосах блестит. Подожди, не шевелись! — Он осторожно прикоснулся к ее волосам.
Алеша удивленно смотрел на нее. Он был так близко! И Вера размечталась вдруг о том, как она станет его женой, если он, наконец, осмелится сделать ей предложение. Вот вчера вечером приходил, но ее дома не было. Поговорил с матерью о мальчишеских шалостях братьев, о детской беспечности. И только… А какой наглаженный, прихорошенный явился!