+Оно приближается, о возвышенный.+
Услышав в своем разуме призрачный шепоток одного из спутников, Торос улыбнулся.
+Да, родич мой,+ ответил он. +Час близок. Боги укажут нам путь.+
Освежеванный человек на полу затрясся в приступе кровавой рвоты, после чего затих. Чародейка, забыв о жертвоприношении, уже не смотрела на него. Остальные культисты неподвижно стояли на коленях. Резкий аромат их страха казался Торосу запахом благовоний.
Скоты. Скоты, ведомые собственной злобой и завистью. Скоты, которые лелеют свою мелкую ненависть, мечтают вырвать власть из рук нынешних правителей. Ничего неожиданного: подобные желания роднят смертных с богами, но люди при этом все равно остаются стадом, ждущим пастуха с кнутом. Они, слабые и отчаявшиеся, называли свой культ «Восьмеричной дверью», но в душах своих никогда по-настоящему не верили, что на их молитвы ответят.
— Кровью, семью серебряными дорогами и пятью чашами ночи, — затянула колдунья дрожащим голосом, подняв кинжал и указав им на Тороса, — я связываю тебя и повелеваю тебе…
Жрец медленно покачал головой, неотрывно глядя женщине в глаза.
— Маленькие твари, — прошипел он, шагнув вперед. — Жалкие твари.
Вокруг Тороса собирались тени и шепоты, что гладили его кожу и заполняли пещеру. Боги благословили… нет, сотворили его ради этого мига. Когда-то мать привела в ложу Змея искаженное дитя с красными глазами избранного. Когда-то он заглянул за пределы сна и мельком увидел богов. Все это было лишь подготовкой. За стенами этой пещеры лежала планета, и в небе ее висели звезды, вокруг которых кружились в вечном танце иные миры. Все они спали, все они ждали новой эпохи, не подозревая о ее приближении. И боги провели Тороса через море душ, сюда, в этот день и час, чтобы он помог уснувшему Империуму пробудиться.
Теперь чародейка затряслась по-настоящему. Услышав, как прорастает в разуме женщины семя новых слов, жрец произнес их раньше нее — гремучим шепотом.
— Тишшшше.
Колдунья не ответила и не шевельнулась, хотя Торос ощутил, как у него за спиной изменили позу остальные жрецы. Неторопливо протянув руку к поясу, он извлек из складок рясы клинок. Рукоять надежно улеглась в ладони.
— Ты призвана верховными служителями богов, — Торос сделал еще шаг. Взоры тысяч глаз касались его кожи. — Этот мир будет принадлежать им. — Он помедлил, и губы его разомкнулись, обнажив заостренные зубы. — Но ты — ты сейчас станешь моей.
Мир пришел в движение. Чародейка бросилась на Тороса с кинжалом в руке.
Взревев, вскочили на ноги культисты. В тот же бесконечный миг жрец ощутил, как их вопли отдаются эхом в его душе, как их ярость пылает жаром печей. В каждом уголке каверны выскальзывали из ножен новые клинки, и Торос чувствовал все ритуально заточенные лезвия, все распрямляющиеся мышцы, все сердца, что наливались страхом и ненавистью. Жажда убийств омывала его, наполняла его, изменяла его.
Метнувшись в сторону, жрец ушел от выпада колдуньи, вскинул нож и распорол ей живот. Чародейка упала — поток крови льется по белому шелку, распахнутый рот хватает воздух, разум молит о пощаде, а душа спешит на встречу с богами. Сквозь крики женщины Торос услышал ликующий шепот теней.
Его призрачный голос вознесся в надвигающейся тьме.
+Боги говорят!+
+Они говорят,+ разом отозвались пятеро жрецов.
Зазубренный столп света ударил ввысь посреди них и расколол полумрак зеленым огнем. Жрецы поднялись над полом, окруженные бесконечными витками разрядов. Иней, разросшийся на потолке пещеры, стиснул устья топок и выдавил из них тепло. Языки пламени коснулись окруживших Тороса культистов и сожгли их дотла.
Он отвернулся от умирающей колдуньи и вскинул ладонь, на месте которой возник змей из черного дыма. Кольцо за кольцом, тварь обвила его руку, затем все тело. Кожа жреца горела и замерзала там, где ее касалось не-существо. Уцелевшие люди с глазами, расширенными от ужаса, кинулись на Тороса с ножами. Ощутив, что змей обернулся вокруг его горла, жрец раскрыл рот и проглотил создание.
От толпы отделился один из культистов, тучный, голый до пояса и залитый потом. Он бросился в атаку, звеня серебряными кольцами в складках кожи. Кинжал его вонзился между ребер Тороса, пронзил сердце, и кровь хлынула в полость груди.
Волны жара и мороза пронеслись по телу жреца. Он посмотрел на жирного культиста — тот откинулся, готовясь ударить вновь, и вырвал нож. С клинка разлетелись черные капли.
Торос распахнул рот, чувствуя, как челюсти расходятся все дальше и дальше. Из горла его хлынули тени, вскипевшие на воздухе; они обвились вокруг толстяка, не позволив тому сделать второй выпад. Черное облако поплыло дальше, окутывая толпу нападавших. Они падали, ослепленные кошмарами, и пот на их обнаженных телах превращался в изморозь.
Каждый разум в пещере закричал.
«Теперь они узрели ее, — подумал Торос, когда из тысячи глоток вырвались вопли. — Теперь они узрели изначальную истину».
ГАЙ ХЕЙЛИ
ЛУНА ОХОТНИКА
Сети закинул, парень? Все поплавки убрал, ничего не сломал? Это стекло мне обошлось дороже, чем ты… Да? Хорошо, хорошо. Тогда садись, у нас еще есть время до прилива.
А, да не пугайся так, парень. Ты выживешь. Я учился обращаться с морем у Старого Вена, как и ты выучишься у меня. Будь благодарен за это. Вен был лучшим, и я передам его знания тебе.
Все еще страшно? А нечего бояться. Я расскажу тебе кое-что о Старом Вене, о том, как он умер. В этой жизни есть штуки и похуже фельпинов или наутилонов. Намного, намного хуже. Позволь, я расскажу тебе о них. Я знаю, потому что был там, когда гидра пришла на Пелаго.
Это случилось в мое семнадцатое плавание, я был мальчишкой едва старше тебя. Прошло уже так много времени, но я все помню. Если бы только я мог забыть…
Ветер гонял белые клубы тумана по черной воде. Нашу лодку слегка качало, будто на руках у матери. Ночь была тихой, спокойной, то что нужно после тяжелого дня.
Океан — страшный враг, но нам удалось его победить. Нам троим — мне, Старому Вену и Сарео. Мы до краев наполнили корзины. Не такими жалкими рыбешками, как сейчас, о нет! Наши руки и ноги болели от проделанной работы, а сердца наполнились радостью. Все были живы. Хороший день выдался, парень, очень хороший.
Вен сидел, скрестив ноги, в углублении корпуса, Сарео рядом с ним. Недалеко от того места, где сейчас сидишь ты, подумать только. Пламя жаровни подсвечивало морщины на лицах рыбаков оранжевым. Вен и Сарео наслаждались теплом, наслаждались тем, как корпус из металлокорда покачивало на воде.
Я был тогда, как ты. Мне не нравились ни ночь, ни море. Я уставился в глубину. Она одновременно пугала и завораживала меня. Такое бывает, скоро сам поймешь, сам увидишь.
Старый Вен наблюдал за мной.
— Твой кузен все еще боится воды, Сарео? — спросил он, словно меня не было рядом. — Даже сейчас?
— Ему есть чего бояться, — ответил Сарео. — Океан полон опасностей. Даже если бы ты ничему меня не научил, это бы я точно понял.
— И все же, если ему не нравится, то зачем идти в рыбаки?
Сарео рассмеялся:
— А что еще делать, Вен? Он или будет рыбачить, или умрет с голоду.
Тогда Вен подозвал меня:
— Эй! Эй, малец! Отойди от борта. Завтра мы отплываем домой. Посиди с нами, составь компанию старику. Я уже слышал все истории Сарео.
Сарео покачал головой и пошел за мной.
— Ты что, не слышал капитана, Тидон? Отойди от края.
Но я не слушал. В ту ночь я видел столько чудес!
— Там, в воде… Там так много света. Это что, духи?
— Это всего лишь морские огоньки, — ответил он. — Просто светятся маленькие рыбки, они безвредные.
Я надулся.
— Это ты тоже выучил в коллегии?
— Да, это тоже. А теперь пойдем. Не думай так много о страхе. Давай лучше отдохнем, проведем время в приятной компании. Завтра нам еще много работать. Улов сам себя не засолит.
Я нехотя подошел к огню. Если честно, Вен меня пугал. Он был таким старым и суровым, никогда не улыбался. Но я был еще молод и глуп и не понимал мудрости Вена, пока он не покинул этот мир.