На четвёртом курсе зачем-то женился. Через полгода зачем-то развёлся. Развёлся, вздохнул облегчённо и решил больше не искушать судьбу женитьбой. Воля – она дороже. Долго старался поддерживать приятельские отношения с бывшей супружницей, можно сказать, из кожи лез. «Мы же цивилизованные люди», – думал он, и ему казалось, что остальные тоже думают так и одобряют. Как выяснилось – не все.
Положила на него глаз подруга бывшей «половинки». Хорошая вроде бы девочка. В каком-то министерстве бумажки перекладывала и поэтому считала, что всё про жизнь знает. Как-то раз спросила: «А чего ты за своей бывшей бегаешь?» «Ну, мы же цивилизованные люди», – ответил Игорёк и тут же получил затрещину: разговор происходил в постели.
А ещё был у него приятель, тёзка, тоже Игорь. Юве-лир. В школе за одной партой сидели, и частенько тот у Игорька списывал. Общие интересы, увлечения. Организовали в школе рок-группу «Ритм» – это дубовое название подсказала завуч по учебно-воспитательной работе, заверив, что никакого западного названия не допустит. Приятная в чём-то была женщина, но стерва. В рок-группах тёзка разбирался лучше Игорька, потому что его папик, поляк с родственниками в Польше, привозил оттуда новейшую «фанеру». А тёзка толкал «налево», что за пятьдесят рублей, а что и за сто. Любимые «флойды» шли как раз по стольнику. А ещё тёзка размножал всё это на бобины, и тоже имел твёрдый профит. У него был крутой бобинник, «Акай», трёхмоторный, с реверсом и тремя же головками; кто ещё помнит, что это такое – тот прослезится. Пять тысяч стоила такая машина, по цене нового «Москвича». Блин, были же радости жизни! И почему так устроено, что человек должен становиться взрослым, искать чего-то, а найдя, не знать – приобрёл или потерял. Тоска.
Тёзка погиб в Афганистане. Нелепо, в последний год войны. И попал он туда нелепо. Вроде бы успешно откупался от армии, и вдруг вышла ссора с любовницей военкома, тёзка же не знал, чья она любовница. Из-за какой-то побрякушки, подробности для Игорька остались неизвестны. То ли не так сделал, то ли обжулил, вместо бриллиантов поставил в сережки фианиты – в общем, освободил тёзка свой организм в оговоренный завхозом-Теодорихом срок.
А как боялся Игорёк загреметь в армию! Какой животный страх. Чего он только не делал, как только не «косил». И в дурдоме лежал. И в инфекционной больнице. Когда погиб тёзка, подумалось, что тот погиб вместо него. Ходил чумной, переживал, всё дружбан снился, почему-то с бас-гитарой, на которой играл в школьной рок-группе. Но потом Игорёк всё-же выправил «белый билет» – не обошлось без помощи бабушки – и успокоился.
Вот как заставить себя не бояться? Как? Эти двое – ничего ведь не боятся. К чёрту в пекло лезут. Может, и он полез, чтобы убить страх, впрочем, кажется, он об этом уже думал, да что с того?
Ну не будет он бояться, дальше что? Что ему надо от бессмертия-то?
Хорошие вопросы приходят в голову ночью посреди пустыни. Выйти бы из машины и обратиться к небесам…
А в ответ явится какой-нибудь Теодорих, Второй или Третий-Десятый, ангел смерти в образе завхоза. И скажет: «Мы там, а ты здесь. Сам так захотел. Ни к чему теперь на небо засматриваться». Похоже, отрезанный ломоть ты, Игорёк. И не с людьми, и не с этими долбаными правителями Вселеной.
Эх, убить бы какого-нибудь американца там, что ли. Чего это они наглеют, суки? И вообще…
Игорёк покрутил пустую банку, опустил стекло – ворвался неожиданно холодный ветер – и вышвырнул в «марсианское» пространство.
– Нервничаем? – осведомился Володя.
– Дела захотелось, – рассудил Серый. – Руки чешутся. Я этот зуд знаю.
– Да скорей бы уже что-нибудь произошло.
– Ты так больше не говори, клавишник, – заметил Серый. – Когда происходит – это всегда плохо. Всё должны делать мы, а происходить должно у них.
– Ещё наиграешься, пианист, – негромко сказал Володя.
Наконец они въехали в рассвет.
– Перекур, – объявил Володя, и Серёга остановил машину.
Вышли, размяли ноги. Хорошо: рассвет, тишина, розовые блики на песке, ветер стелется, словно кроткая собака льнёт к земле.
Игорёк потянулся, зевнул и стал делать наклоны и приседания. Серый в это время расставлял на капоте захваченные из ресторана судки с остатками иорданского ужина.
– Так-то, братуха, – обронил он, – на сто километров ни души. Зато там, – он показал ножом в небо, – висит вражеский спутник и фотографирует, как мы тут жрём. Если хочешь срать – сри прямо здесь, пускай враги нашего дерьма насмотрятся.
С этими словами он вышел на середину трассы и помочился.
Игорёк глянул на Володю.
– Фотографируют, – подтвердил тот. – Привыкай, бо-ец, обходиться без биотуалета.
– Они, что же, знают про нас?
– Знают. Сейчас шесть, светает, самое время нас долбануть. Так что давай, оправляйся, порубай, и будем готовиться к приёму гостей.
– Здесь? – опять удивился Игорёк. – В пустыне? Откуда они возьмутся?
– С неба упадут. Вертушкам что сто, что двести кэмэ – один хрен, – бодро доложил Серый. – Давай, чего стоишь, шевелись.
После завтрака Серый с Володей облачились в жёлто-коричневый камуфляж и стали готовить оружие к бою. Наверное, Камаль озаботился, загрузил полный багажник. У них здесь, на востоке, видимо, с оружием просто. Игорёк всегда мечтал иметь настоящий пистолет, немецкий: «беретту» или «вальтер». Но боялся нелегально хранить, а оформлять официальное разрешение – жалел денег и времени.
Товарищи уже расчехлили два гранатомёта, пару ПЗРК «Игла», извлекли три «калаша» с кучей запасных рожков.