- Я внимателен.
- Как-то раз, в тот самый, что обычно не примечателен, я шла по улице и ловила себя на мысли, что хватит так жить, надо бы найти того самого, нужного, преодолеть все самые только возможные трудности и идти дальше, не пуская в сердце чужих. Шла бы я дальше, если не врезалась в него. Ух, такой вот весь, а ведь серьезно, влюбленный люди приукрашают реальность своего объекта якобы сильной любви и тяги.
- Ну, мне это знакомо, как сильно надоел Гарри и его…
- Стоп! Я еще не договорила!
- Хорошо.
- И в том момент хотелось ему крепкого пинка под зад, чтобы он поскорее ушел с моего пути. Но когда он посмотрел, жаль, что мне некуда было падать. Худощавый, приятный, но настолько легкий и мне прям видно по нему, как он ярко живет в свое удовольствие. Может, он знает, когда придет его конец, может, он знает того, что для нас недосягаемо. Может он больше не хочет никуда спешить, по-настоящему устал и теперь ждет, когда же все мы поймем то же самое. А после он извинился, и хотел уйти. Я остановила, посмотрела в глаза, увидела там свое отражение, обомлело; ведь как так, видишь человека впервые, а уже живешь в его глазах.
- Эм…
- И вот после этого всего, как мы невзначай обнялись на прощание, обменялись телефонами. После случившегося все вокруг было очень красочным. И замедленным.
- А дальше?
- Все закончилось так же быстро, как мое желание стать лучше. Странно ведь бывает, что очень-очень сильно хочешь, думаешь вот то самое и после завершения падаешь вниз, тебе твое покидает, но не настоящее и выдуманное; само в голове взращено.
- А после?
- Ты ходишь по углам квартиры, своего города, ищешь способ оправдать его поступок и все, из-за чего он так нечестно поступил с тобой, отнял сердце, разорвал, втоптал, подарил обратно на кольце в виде украшения часть все еще того бьющегося куска, но ты обессилена.
- Всего один человек?
- Да, лишь он, а после меняется все. Ты скрываешь себя ото всех, прячешь руки в штанах, не смотришь людям в глаза, мимо них просматриваешь здешние мысли, ходишь только в длинных джинсах. Перестаешь видеть все таким красивым, становишься не таким, каким был, удручаешь себя старой перепиской, музыкой, когда вы были вдвоем под занавесом заката, в одной кофте под дождем, словами, который он кидал навскидку как прицел. Лишь бы скрыть порезы.
IV. I Глава 10. I
- А к чему скажи мне, пожалуйста, надо себя резать и испещрять разными следами от лезвия бритвы, кухонного затупленного ножа.
- По мне так, это очень глупый вопрос, так же как и само действие, причинять себе неимоверную боль, но объяснить толком я для себя так и не смогла. Кто-то приводит в пример, что нужно это для них, чтобы они сравнили боль физическую и моральную. Глупо? Разумеется, и даже очень. Но секрет не раскрыт, как и сама тайна.
- Это все понятно, такое я и сам слышал. Но не знаю, а вообще, я сам раньше такое тоже делал, правда один раз, но ощущения так себе со стороны, но то ли мазохист, сам процесс выжигает на сердце удовольствие и хочется исполосовать всю руку, запястье, проткнуть спицей самую тонкую вену и взглянуть, как вытекает струйка темной кока-колы.
- Ммм, ничего себе. А ты это сам придумал?
- Почти. Мне рассказывала знакомая перед тем, как ее пришлось забирать из морга; а остальное сам додумал.
- И как оно?
- Фантазия даже очень ничего, будто бы вихрем уносит вверх, а так, вызывает отвращение как те фотки, когда больные десна кровоточат, и ты насильно впихиваешь в себя сигарету. Она вся прям ух, красная, пропитывается этой красной жидкостью и ты, конечно же…
- Какая мерзость! Прекрати!
- Так я и не начинал... Давай лучше тогда тебя послушаем.
- Эм, а я думаешь, знаю, что сказать? Ну ладно, слушай… Просто так все быстро не может произойти, после того как врезалась в него. Моя ругань была несмолкаема, я хотела пнуть его, хотя тебе это говорю второй раз, наступить на ногу каблуком, показать средний палец, уперев его ему в нос и злобно проговорить… Но он…
- Что он?
- Взял и поцеловал!