— Лили, пожалуйста, поговори со мной.
Он пристраивается за машиной Джонатана и притормаживает, когда мы подъезжаем к воротам.
— Ты пил? — бормочу я.
— Нет, я клянусь, Лил. Я имею в виду...
У меня в груди все обрывается. Мне не нравится я имею в виду.
— ...Я думал об этом, но не сделал. Я не смог. Я принимаю Антабус, — говорит он. — Мысль о рвоте не раз останавливала меня. Когда я рядом с отцом, мне хочется выпить. Я не могу этого отрицать, — он делает паузу. — Но я нахожусь на том этапе, когда могу сказать «нет».
По крайней мере, теперь он честен.
Я поднимаю голову, вытирая щеки рукавом.
— Ты не сказал мне, потому что знал, что я не одобрю.
Он кивает.
— Но Лил, он мой отец. Он моя, гребаная семья.
Я не могу сказать ему, что думаю. Что даже если его отец проявит сердечность в одну минуту, в следующую он разрежет Ло на куски. Я видела, как Ло уходил в себя после того, как его отец полчаса кричал ему в лицо.
Он паркует машину и берет меня за руку.
— Ты тоже моя семья, — он целует мои костяшки. — Навсегда, — он вытирает одинокую слезу. — Пожалуйста, не расстраивайся из-за этого.
— Я просто не хочу, чтобы он причинил тебе боль, — тихо говорю я.
— Он этого не сделает.
Ло не создан из брони. Он идет в каждый бой без защиты. Он позволяет людям причинять ему боль, потому что считает, что заслуживает этого. Это нездорово. Думаю, сейчас я именно с этим и имею дело.
Я тяжело дышу и просто киваю.
— Хорошо.
Я чувствую себя такой разорванной. Дополнительный кинжал просто помещается рядом с остальными. Я должна верить, что Ло будет в порядке перед лицом своего отца, что он справится со всеми словесными нападками и внезапными пренебрежительными комментариями.
Почему ты не реализуешь свой потенциал? Почему ты такое, блядь, разочарование?
Я должна верить, что он сильнее меня.
Думаю, я смогу это сделать.
Мы входим в дом, и я замираю у парадной лестницы, впитывая в себя место, в котором я провела большую часть своего детства. Он тише и темнее, чем дом моих родителей, и несёт в себе что-то мрачное. Может быть, потому что здесь у меня больше воспоминаний. И не все из них хорошие.
— Мы можем сделать это утром? — спрашиваю я.
Откладывать неизбежное — звучит неплохо. Я могу принять ещё одно снотворное, или Ло может даже отлизать мне сегодня ночью. Я не должна сейчас думать о сексе. Я встряхиваю головой, пытаясь сбросить напряжение. Я — крутящийся цикл, вращающийся в обратную сторону.
Ло гладит меня по волосам.
— Мой отец нетерпелив.
О, точно. Он ведет меня в кабинет своего отца, где я бывала уже много раз. Джонатан уже наливает себе скотч, когда мы входим. Я устраиваюсь на коричневом кожаном диване, а Ло придвигается рядом со мной.
Я помню, как целовалась с Ло на этом диване. У нас были такие горячие и крепкие поцелуи, сопровождаемые ласками поверх одежды, только чтобы нас застали Джонатан или персонал. На самом деле мы не были вместе, но мы находили оправдания, чтобы целовать друг друга. Мы говорили, что «укрепляем наши отношения», хотя это было лишь притворством. Мне нравились поглаживания и прикосновения больше, чем следовало бы. И Ло тоже, полагаю. Он просто никогда не говорил прямо, что хочет быть со мной.
Джонатан задерживается у тележки со спиртным, рассматривая свои бутылки.
— Мы с Грэгом договорились не говорить во время брифинга. Если это выглядело формально, то только потому, что мы не хотели, чтобы это длилось всю, гребаную ночь, — он поднимает хрустальную бутылку с жидкостью янтарного цвета. — Хочешь стаканчик или ты всё ещё зануда?
— Нет, спасибо, — говорит Ло, его голос тверд.
Джонатан возвращает бутылку на место и опускается в мягкое кожаное кресло за своим столом. Он перетасовывает три папки на столе, делая медленный глоток из своего стакана.
— С этого момента целью для вас обоих является исправление ваших образов. Вы станете достойными людьми, которые смогут с гордостью носить свою фамилию, — он открывает папку и сканирует страницу. — Начнем с Лили. Самым простым решением было бы отрицать все претензии, но никто не поверит, что шестьдесят человек лгут.
Я понимала, что не смогу отрицать обвинения, да и не хотела бы. Большинство из них — правда. Я жду слова, которое решит мою судьбу — реабилитация.
— Итак, твои родители и адвокаты составили список того, что ты должна сделать. Это поможет восстановить твою репутацию, а по сути, и репутацию наших компаний. Просто, легко, беспроблемно, и бла бла бла.
— А что, если она их не выполнит? — спрашивает Ло.
Джонатан бросает на него острый взгляд.
— Я как раз к этому шёл. Придержи свой, чёртов язык на секунду, — его взгляд падает на меня. — С сегодняшнего дня у тебя больше нет доступа к твоему трастовому фонду. Когда ты выполнишь все пункты, твоё наследство будет возвращено тебе в полном объеме.
Мои деньги пропали.
Я бедная. Прямо как Ло.
Жаль, что я не смогла поговорить с родителями. Я бы выполнила их условия, не выставляя в качестве залога свою финансовую безопасность. Чувство вины достаточно мотивирует меня.
Джонатан смотрит на Ло, и я знаю, что он хочет, чтобы тот попросил вернуть ему его собственный трастовый фонд, особенно теперь, когда мы оба без гроша в кармане. Но Ло остается решительным и невозмутимым.
Его отец снова переключает своё внимание на меня.
— Должен признаться, твоему отцу не очень понравилась эта идея. Он предпочёл бы, чтобы ты сохранил свой трастовый фонд, но твоя мать убедила его в обратном.
Мне интересно, почему Джонатан говорит мне об этом; может быть, чтобы поручиться за своего лучшего друга. Не уверена.
— Что в списке? — тихо спрашиваю я. — Мне нужно уехать?
Джонатан издал короткий смешок.
— Бегство ничего не решает. На самом деле, это выставит тебя виноватой. Нет, ты останешься в городе, предпочтительно в Принстоне, после того как юристы разберутся с университетом.
Меня не исключат? Во мне вспыхивает надежда, но её заглушают следующие слова Джонатана.
— Ты публично извинишься на пресс-конференции и начнёшь посещать психиатра, которого выберут твои родители, — он сужает глаза на список. — Они также хотят, чтобы ты перестала посещать бары и клубы, но на самом деле мы трое в этой комнате можем согласиться, что ты можешь их посещать, просто не попадайся им на глаза. Речь идёт о твоем имидже, а не о пути к гребаной нравственности.
Он постукивает ручкой по папке.
— Самый важный и последний пункт в списке... — он лезет в пиджак и достает маленькую черную коробочку. Я не смотрю на Ло. Мой взгляд останавливается на футляре, когда Джонатан открывает крышку, внутри лежит блестящее кольцо с бриллиантом. — Поздравляю, — говорит Джонатан, его голос скорее грубый, чем восторженный. — Вы теперь помолвлены, и свадьба состоится через год.
Мои суставы не работают должным образом, хотя все мои мысли яростно кричат о том, чтобы я взяла кольцо. Это небольшая цена за то, что я сделала. Но превращать то, что есть у нас с Ло, в приманку для СМИ, удешевляя нашу любовь — просто невыразимо больно.
Мне хочется ещё больше плакать.
— Лил, — говорит Ло, сжимая мою руку. — Мы можем найти другой способ.
Мы не можем.
Это то, чего они хотят, а мы уже достаточно долго были эгоистами. Я качаю головой, беру коробочку и достаю кольцо, которое сверкает. Оно больше и экстравагантнее, чем всё, что я когда-либо хотела. Я делаю небольшой вдох и надеваю его на палец.
Оно сидит идеально.
Я не могу перестать смотреть на то, как оно блестит и затмевает мою маленькую руку. Оно безвкусное и кажется холодным и неправильным.
— Мне жаль, — говорю я Ло.
Он зацикливается на украшении так же, как и я, и я уже знаю, о чем он думает. Это не то, что он представлял для нас — предложение отца в его кабинете.
Может быть... может быть, нам просто не суждено иметь счастливый конец.