- А потом бутылка и беспробудный хмель в голове. Ты этого хочешь? Этого?!
Кричу. Лешка поднимается с дивана, накидывает куртку, шапку, обувает ботинки и так и не застегнувшись покидает отцовскую обитель.
- Все просрешь, как я, все просрешь. Думать надо, Лешка, думать и учиться....., - договариваю, успокаиваясь, в уже закрытую дверь.
Я такой же, как мой отец, как мой не родной по ДНК отец. Сейчас на словах обидел сына, а что потом? Потом и до рукоприкладства дойдет, не хочу. Я так не хочу, не желаю опускаться еще ниже в глазах собственного сына.
Не понимаю, как, но передо мной очередная бутылка. Уже почти допил, на дне осталось не много.
Глубокий вдох. Подхожу к окну... Еще раз в голове прокручиваю мысли о жизни, своей жизни, и нужности в ней. Пытаюсь вспомнить все свои добрые дела, кладу их на одну чашу воображаемых часов. Но отчего-то не перевешивает, вниз тянет другая чаша, полная под завязку количеством выпитого и употребленного внутрь, среди этого перечня наркота, моя бывшая слабость, и все остальные пороки - грехи.....
Зачем? Вот зачем это все?
В руках кабель от телевизора. Взгляд на потолок, на стул, в окно и снова куда-то в точку.
Пора....
Не хер землю засорять.
Глава 11.
Глава 11.
Огромное количество людей сходит с ума, только мы этого не замечаем. Мы много чего не видим, не видим того, что творится вокруг нас, что возможно, бабушка, что живет напротив, завела три кошки и две собаки не потому что она дура, а потому что ей одиноко, что соседка этажом выше меняет мужчин как перчатки. Не потому что она проститутка, а потому что есть что-то в ее прошлом, что заставило ее сломаться. А мы осуждаем, плюем, смотрим с презрением, а там, наверняка, столько боли......
Стоит только заглянуть в глаза, стоит единожды допустить в своей голове и дать разрешение открыть сердце, чтобы заметить и протянуть руку помощи....
Ему больно, ему очень больно. Не знаю, но чувствую.... И самой себе противно становится от себя - ушла, бросила, а он хотел поговорить. Сердце сжалось. А мозг и здравый смысл отчаянно бился и напоминал о пережитой боли от бывшего мужа.«Забыли, остыли», - успокаиваю себя. Было хорошо, но на похоти, страсти или, как это помягче.... Желаниях далеко не уедешь. В паре всегда должно быть дальше, потом, завтра. И никаких сегодня, чтобы потом было горькое вчера.
Сбрасываю, забываю. Трель дверного звонка не дает угомониться. Отворяю. На пороге Сашка. Счастливая, довольная. Первый день в новой школе.
- Ну как? - с порога.
- Отлично. Мам, там такой мальчик классный учится, его Леша зовут. Правда, он до конца уроков не был, слинял после третьего. Но он такой классный.
- Да, уж классный, - вздыхаю. - Особенно если слинял после третьего. Саня, голова нам на что?
- Говорят, у него что-то с отцом случилось? Вот он и убежал.
- Ладно, - отмахиваюсь. - Потом про Лешек, а сейчас мой руки и за стол.
- А ты, кстати, почему не на работе?
- Плохо себя чувствую, позвонила Вадиму Андреевичу и отпросилась.
- А он так и отпустил? - ухмыляется.
- Отпустил. Он человек хороший, понимающий.
Обедаем в полной тишине. Каждую из нас одолевают мысли. Мои, в очередной раз, думают об Андрее. А портом, как по щелчку пальцев, неожиданно для нас двоих, поднимаюсь из-за стола.
- Извини, Саш. Я скоро, не теряй. И закройся. Никому дверь не открывай. Я, правда, скоро.
Хватаю с вешалки дубленку, обуваю сапожки и бегу сломя голову. Не хорошо мне как-то, не по себе. Сердце из груди выпрыгивает и ком к горлу подкатил. Не туда и не сюда.
- Да, что ж такое? - бурчу под нос.
Не замечаю, как влетаю в общежитие. Отдаю паспорт коменданту, еле слышно объясняю, что к Андрею в 513.
- Так куда вы, девушка?
Отмахиваюсь и взлетаю вперед по ступенькам, вверх, быстрее, лишь бы успеть.
А потом стучу, долблюсь в дверь, как ненормальная, бью по той ногами. Еще не много и наверное смогу ее выбить. А потом так душно становится, слезы градинами по лицу. Опадаю, скатываюсь вниз по этой гребанной, старой, и такой неподдающейся двери вниз. Обессиленная.... Опираюсь о косяк.
«Может зря торопилась?» - в голове мимоходом.
«Может все зря....»
И дверь скрипит у самого уха. Смотрю на пол. Ноги его вижу. И понимаю, что живой. Тогда со мной что было-то? Что где-то там на уровне сердце так выворачивало.
Утираю слезы тыльной стороной ладони, шмыгаю носом. На него больше не смотрю, то есть стараюсь в глаза ему не смотреть. Толкаю. А он пошатнувшись отступает, пропуская внутрь.
Пил. А над стулом, там где лампочка Ильича висеть должна, кабель от телевизора болтается....