Пройдясь немного по коридору, я дошла до лестницы и спустилась на первый этаж. Сиротин был там. Вся гостиная в следах вчерашней вечеринки. Много чего разбитого и перевёрнутого. Полный бардак. Я и не предполагала, что здесь было так весело, пока я …об этом лучше не вспоминать.
Стас вовсе не был радостным. Он сидел на диване в страдальческой позе, опустив голову, почти до колен и обхватив её руками. Казалось со стороны, что он плачет. Может, так и было до того, как он услышал мои шаги. Но когда он поднял лицо и посмотрел в мою сторону, слёзы у него уже высохли и его глаза зажглись ненавистью.
— А ты рано встаёшь, — сквозь зубы процедил он. — Понравилось спать в моей постели?
Я почти дошла до дивана, но от его недружелюбного тона резко остановилась, удивившись его такой открытой неприязни. Стас почему-то больше не скрывал свою ревность.
— На ней до тебя много кого трахали, но только тебе удалось поспать в ней до утра. Счастливица ты, однако.
Сиротин медленно поднялся с дивана и развязной походкой подошёл ко мне. Цинично ухмыляясь, окинул меня намеренно плотоядным взглядом. Меня обдало волной страха от выражения его глаз. Я была одна в чужой квартире, уверенности в том, что, если я позову на помощь, и меня спасут от него, не было. А агрессивно настроенный парень тем временем продолжал говорить с яростью и болью в голосе.
— Что ж в тебе такого особенного? Ты даже не красавица! — Он вцепился пальцами за мой подбородок и заставил смотреть на него. Его глаза с ясно читаемым отвращением, прошлись по моему лицу, оценивая внешность. — Нос, глаза, губы, фигура, — всё посредственное, ничего нет такого настолько привлекательного, что раньше вызывало у него желание к женщине. Невозможно чтобы ты ему вот так сразу понравилась!
Я попыталась увернуться и отойти от него, но Стас схватил меня за талию и прижал к себе спиной. Потом одной рукой взял меня за горло. Продолжая со мной говорить, как сумасшедший, он силой удерживал меня, пресекая все мои потуги вырваться от него. Несмотря на то, что он был не настолько крепким парнем, как Радим, но сил не выпускать меня из своего жестокого объятья у него хватало.
— Мой друг никогда не целовал женщину, — почти шипя от ненависти и теряя самообладание, произнёс он мне на ухо. — Брезговал прикасаться к вам, шлюхам, своими красивыми губами, а тебя вчера так легко решился поцеловать. Оторваться от тебя не мог. Ты кто такая, чёрт возьми?! Откуда ты взялась, мелкая дрянь?! Вокруг столько людей, которые любят его, а он выбрал первую встречную! Почему из-за тебя я должен теперь потерять его?!
Что этот ненормальный говорит? Он настолько ревнует ко вчерашнему поцелую, что умом за ночь двинулся? Что вообще происходит? Откуда он знает, как именно Радим вёл себя во время нашего поцелуя.
— Отпусти меня, больной! — скрывая свой страх, за злостью говорю я ему. — Если ты посмеешь меня тронуть, то Валевский сразу узнает, что ты только прикидывался его другом, а сам на самом деле всё время мечтал о нём, как о любовнике.
— Тебе это Лариска рассказала?! — потрясенно с возмущением выдохнул Стас у моего виска свой вопрос. — Вот сука! — прорычал он. — Мы же с ней договаривались, что никто об этом не узнает. Я согласился помогать ей только поэтому. Обещала мне, гадина, что поделится со мной его любовью, если я сделаю всё по её плану. — Стас надавил мне на горло, закидывая мою голову вверх, чтобы я могла увидеть его склонённое надо мной лицо. — Тогда я и про неё тебе тоже расскажу кое-что? Я после Радима всегда всех его шалав имел. Не знала этого? Лариска такой информацией не поделилась, что была одной из них? Что думала, что уже заполучила его, а он её как последнюю шлюху опустил, — с неким сумасшедшим торжеством сообщил он мне, видя моё потрясение от услышанной информации. — А у меня даже с ней это было так, словно я через вас, потаскух, прикасаюсь к нему. Потому что по-другому он мне никогда не позволит. Но мне и этого было достаточно. Ведь я знал, что он больше не в состоянии влюбиться в женщину, что он может только вас использовать для нужды и ничего более, пока не появилась ты! Пусть он меня потом убьёт, но я должен узнать, что в тебе такого особенного!
Пока Сиротин с чувством произносил всё это, сзади за нами послышались чьи-то шаги, и кто-то заговорил с ним, спускаясь вниз по лестнице и ещё не видя происходящего.
— Стас, я взял твои джинсы и рубашку, — сообщил ему чей-то мужской голос. — У тебя точно брюк нет?
А потом обладатель этого голоса заметил склонённого надо мной парня и резко крикнул:
— Эй, ты что творишь?! А ну руки убери от неё!
И от этого окрика Сиротин, вздрогнув, побледнел, болезненно скривился, но отодвинул от меня своё лицо. Если бы не случайный свидетель, Стас бы меня поцеловал и может быть даже хуже.
— Ты совсем сдурел, придурок?! — продолжал возмущённо ругать его кто-то, кого я ещё не могла видеть, так как меня продолжали крепко держать, мешая посмотреть в сторону лестницы. — Ты чего, урод, удумал? Тебе потаскух вокруг мало? Зачем чужую девочку к себе насильно прижал? Жить надоело?
— Радим всегда со мной делился, — жалостливо залепетал Стас, в отчаянной попытке оправдать себя, почему-то приплетая к теперешней ситуации Валевского.
— Не в этот раз, идиот! — ответил ему незнакомец, и Сиротин резко отпустил меня.
Поникнув, всем телом он вернулся к дивану и рухнул на него без сил. А я посмотрела на своего спасителя и похолодела вся. Полураздетый парень был высоким и темноволосым. С красивой широкоплечей фигурой. Белая рубашка на нём была распахнута, а раскрытая ширинка на джинсах открывала место с тёмной порослью волос ниже пупка. Казалось, он только что с постели встал и ещё не успел привести себя в порядок. Заметив мой потрясенный взгляд, он смущённо улыбнулся и торопливо застегнул молнию на штанах. А у меня всё поплыло перед глазами от ужаса. За один миг многое вспомнилось. Словно один вид этой белой распахнутой рубашки на мускулистом торсе разом пробудил все обрывочные картинки воспоминаний того, что со мной произошло вчера. Вспомнила, как выпила напиток Стаса, как меня отвели наверх, в спальню, и как этот мужчина насиловал меня. И лицо незнакомца в белой рубашке с трудом различимое вчера в полутьме спальни теперь чётко приобрело в памяти его черты. Я не была на это согласна! Я не хотела! А Валентин, а это был именно он, улыбался мне, как будто между нами ничего серьёзного не произошло.
— Ты чего так рано вскочила девочка? — спросил он меня ласково. — А ну вернись назад в тёпленькую постельку. Нельзя своего парня оставлять одного. Он может подумать, что потерял тебя.
— Парня?! — обомлев от такой беспринципной наглости, ахнула я, отступая спиной назад, подальше от него. — В кроватку?! Ты говоришь мне вернуться к насильнику в постель?! Ты в своём уме?! — едва не плача от обиды, в ярости крикнула я.
Как он посмел так поступить со мной?! По пьяни спутал меня со своим Сашей, а теперь пытается прикинуться моим парнем, чтобы избежать последствий? Мразь! А я ещё жалела его вчера, дура.
— Твою ж мать, Захар! — досадливо выругался Валентин, почему-то обращаясь к отсутствующему другу. — Твоя идея ни хера не сработала. Придётся мне самому всё разгребать.
А потом к нему вернулось его обычное хладнокровие. Медленно застёгивая пуговицы на рубашке, он, чуть наклонив голову, смотрел на меня холодными серыми глазами, таким изучающим оценивающим взглядом. Как на соперника в предстоящей битве. Словно выискивая во мне слабые стороны.
— О каком насильнике ты говоришь, милая? — наконец заговорил он со мной, насмешливо ироничным, чётко поставленным голосом адвоката. — О том, кому свою девственность подарила? Я правильно тебя понял? — закончив с пуговицами, он заправил рубашку в джинсы и шагнул в мою сторону.