— Удивительное место! — Марис почему-то говорила шепотом, словно находилась в церкви. — Лес, песок, море… Я и не знала, что в нашей стране еще существуют такие нетронутые, первозданные уголки!
— Если ты имеешь в виду пятизвездочные отели, то здесь их действительно нет, — рассеянно отозвался Паркер. Вместо того чтобы любоваться видом, он теребил в пальцах прядь ее волос, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.
Марис повернула голову и посмотрела на него:
— Мне показалось, ты упомянул наркотики… Это правда? Паркер протяжно вздохнул.
— Надо же было мне так проговориться!.. Впрочем, я надеялся, что ты не заметишь…
— Но я заметила, и с тех пор только об этом и думаю. Ты действительно принимаешь наркотики? Какие?..
В ее взгляде, однако, не было ни осуждения, ни упрека — только интерес и сочувствие. Паркер снова вздохнул и, выпустив ее волосы, опустил руку.
— В основном мне приходится принимать болеутоляющие средства, которые прописал врач. Все они довольно слабые… Должно быть, поэтому мне приходится лопать их буквально пригоршнями.
— Это из-за… твоих ног?
— Из-за чьих же еще?
— Разве они не заживают?
— Заживают, но слишком медленно.
— Но… что с тобой случилось?
— Со мной случилась… обыкновенная глупость. Причем это была моя собственная глупость, что вдвойне обидно. — Паркер немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжил глухим голосом:
— Я пережил несколько очень сложных операций. Сначала хирурги восстанавливали кости, заменяя недостающие кусочки пластиком и металлом. Потом настала очередь мускулов, порванных связок и сухожилий. Наконец пришел черед заняться кожей… Проклятье, Марис, неужели тебе обязательно знать все эти подробности?! Я, во всяком случае, не хочу об этом даже вспоминать! Может быть, тебе будет достаточно, если я скажу, что провел почти два года в больнице, потом еще год в… в других местах, но это было только начало. Понадобились годы физиотерапевтических процедур, прежде чем появились результаты. Все это время я жил точно в аду. Именно тогда я и подсел на болеутоляющие — производные морфия и опиаты. Если же врач отказывался выписывать мне новый рецепт, я покупал то, что мне было нужно, у уличных торговцев.
— Они торгуют смертью, Паркер!
— Но это не помешало мне стать их постоянным клиентом. Мне достаточно было позвонить, и наркотики приносили ко мне на дом, как пиццу.
Это заявление не произвело на Марис особенного впечатления, и Паркер пожалел, что не может рассказать ей о том, до каких глубин падения он дошел.
— Короче говоря, я был в ужасном состоянии — из-за боли и из-за наркотиков, — неохотно добавил он. — Хорошо, что ты тогда меня не видела.
— Но ведь ты сумел выбраться из этого болота…
— Черта с два! — резко возразил Паркер. — Меня выволокли оттуда за волосы.
— Майкл?! — удивленно выдохнула Марис.
— Да, Майкл, — повторил Паркер и покачал головой, словно и сейчас удивлялся, как Майклу это удалось. — До сих пор не понимаю, чем я ему так приглянулся, но мы стали друзьями. Он свалился на меня как снег на голову. Я до сих пор помню его глаза, когда он глядел на меня и решал — стоит ли тратить время и силы, чтобы спасти меня от самого себя, или нет.
— Быть может, он был послан тебе свыше?
— Майкл в роли ангела-спасителя? — Паркер хмыкнул. — Едва ли… Во всяком случае, в первые недели после того, как он явился меня спасать, я желал только одного: умереть. Ведь он начал с того, что реквизировал весь мой запас наркотиков, потом вызвал парочку знакомых врачей-коновалов и устроил мне полную детоксикацию.
— Должно быть, тебе нелегко пришлось!
— Нелегко — не то слово. К счастью для нас обоих, я был еще слишком слаб, чтобы причинить себе или Майклу серьезный вред, поэтому, когда я принимался биться головой о стену или пытался перегрызть себе вены, он довольно легко со мной справлялся. Ну а потом, когда «ломка» миновала и я все-таки не умер, Майкл перешел к психотерапии. Он привел меня в порядок, купил кое-какую одежду, снял квартиру, специально оборудованную для инвалидов, а потом… Потом он спросил меня, что я собираюсь делать дальше. Ну я и ляпнул, что когда-то мне хотелось писать, и он купил мне компьютер и бумагу.
— То есть это он подтолкнул тебя к писательству?
— Он не подталкивал. Просто Майкл слишком хорошо меня изучил и обставил дело так, что я воспринял это как вызов.
— И у тебя появилась цель, ради которой стоит жить.
— Не так… Просто к тому времени я уже решил, что должен жить, просто я еще не знал — как, — ответил Паркер. «Цель-то у меня появилась гораздо раньше!» — мрачно подумал он.
— А можно задать тебе очень личный вопрос, Паркер?
— Валяй, только не жалуйся, если ответ не придется тебе по вкусу.
— Рурк — это ты?
Паркер ответил не сразу. Он знал, что рано или поздно Марис придет к этой мысли. Она была слишком умна, чтобы не суметь сложить два и два и получить четыре. Писатель, пишущий о писателе… Она не могла не заметить явных параллелей и не задать этот вопрос. Впрочем, Паркер предвидел, что так будет, и заранее приготовил ответ — ответ, в котором не было ни слова лжи, но и всей правды тоже не было.
— Не совсем.
— То есть ты взял себя, свою жизнь за основу характера и творчески ее доработал?..
— Да, пожалуй, можно сказать и так.
Марис кивнула, но дальше разрабатывать эту тему ей, очевидно, показалось неудобным или преждевременным. Вместо этого она спросила:
— И ты сразу стал сочинять детективные романы?
— Нет, — Паркер покачал головой. — Я перепробовал самые разные жанры. Каждую неделю у меня появлялось по несколько идей, которые казались мне плодотворными, но в конце концов я их отвергал, чтобы схватиться за что-то новенькое. Так продолжалось два года. Один бог знает, сколько тысяч кубических футов превосходной древесины отправилось в мою корзину для бумаг, прежде чем я набрел на Дика Кейтона. В нем было что-то, что заставило меня отвлечься от собственных физических недостатков. Когда мне наконец удалось слепить нечто читабельное, я обзавелся литературным агентом. Это была Сильва — миссис Сильвия Фицгерберт, как я ее тогда называл. Прежде чем вручить ей рукопись, я заставил ее поклясться своей жизнью и жизнью детей, что она будет хранить мое подлинное имя в тайне…
— Так появился Маккензи Рун… — вставила Марис и легко коснулась его щеки. — И я рада, что все кончилось именно так, а не иначе. О чем я жалею, это о тех страданиях, которые тебе пришлось перенести.
— Теперь мне кажется, что я могу благодарить за них судьбу!
Едва он успел произнести эти слова, как ему пришло в голову, что он употребил настоящее время. Паркер боялся, что Марис начнет расспрашивать, что он имел в виду, но она уже отвернулась и, глядя в сгущающуюся над океаном темноту, думала о чем-то своем.
С неба упали первые капли дождя. Падая на песок, они оставляли на нем темные рябинки и глухо стучали по доскам помоста. Паркер услышал этот звук еще до того, как почувствовал дождевые капли на своей коже. Отчего-то они показались ему солеными, словно слезы.
— Паркер…
— Да?
— Помнишь, в тот день, когда я в первый раз пришла в хлопковый сарай, ты сказал, что Ной женился на дочке босса, чтобы сделать карьеру?
— Конечно, помню. Ты тогда взвилась, точно тебя оса ужалила.
— Да, но только потому, что ты угодил в точку. В глубине души я всегда это знала… только никому не признавалась, даже себе. — Она повернула голову и заглянула ему в глаза. — На днях я застала его с другой женщиной.
За этим заявлением последовала продолжительная пауза; Марис словно давала ему время, чтобы что-то сказать, но выражение лица Паркера осталось бесстрастным.
— Не стану утомлять тебя подробностями, но…
— Так вот в чем дело! Значит, ты примчалась сюда из-за этого? Чтобы отплатить Ною? Око за око…
— Нет! Клянусь, у меня этого и в мыслях не было. Это было бы… низко. — Она серьезно посмотрела на него. — Конечно, Ной поступил со мной отвратительно и подло, но это еще не причина, чтобы вести себя как… как… словом, еще хуже. — Марис покачала головой. — Я вернулась совсем по другой причине. На самом деле, мне и в тот первый раз не хотелось отсюда уезжать…
— Тогда почему же ты уехала?
— Меня заставила поступить так моя совесть. — Марис по-детски трогательно улыбнулась.
— Совесть? Но ведь между нами ничего не было! Не произошло ничего такого, за что ты могла бы себя винить.