— Рано, щенок ты стал мне зубы скалить, я вот сейчас тебя выпорю, так будешь знать, как со старшими разговаривать!
— Сёма, а ну ка уймись! - брат огромной рукой остановил его, лицо его стало свирепым, - пущай мальчишка домой едет, да и ты отправляйся, утро вечера мудренее. А проспишься, явишься ко мне на рудник, я тебя мигом пристрою!
Семёна еле подняли, помогли дойти до телеги, и с трудом погрузили в неё. Сын сел на облучок, взял вожжи и хлестнул лошадь по крупу, отчего та встрепенулась и медленно пошла вперёд. Мужик же развалился на сене и громко захрапел.
***
Недавно открытый завод располагался прямо за озером, вода шла на мельницы, и приводила в движение машины. Огромные печи плавили руду, рабочие заливали раскалённый металл в формы. Шахты располагались совсем рядом, рабочие собрали всю руду наверху, и уже успели углубиться под землю. Во все стороны шли укреплённые брёвнами штольни. Породу грузили в тачки и вывозили наружу, там уже её собирали и отправляли прямо на завод.
— Здравствуй, Семён, я уж думал ты не придёшь.
— Пришёл, как полегчало, Марфа родила, девочка, теперь будет помощница по хозяйству. Да и парень поможет с посевной, а я пока поработаю.
— Поздравляю, но времени болтать нет, бери кирку, масляный фонарь и иди вон туда, как наберётся полная тачка, вези её наружу, всё ясно? Плата достойная, три копейки в день, харчи и ночлег. Вася всё тебе покажет, что непонятно, спрашивай у меня.
— А твоя работа какая?
Брат ухмыльнулся.
— А я слежу, чтобы вы, бездельники, не пили, да не ломали инструмент, а теперь иди, работать надо!
И мужик пошёл к шахте, тёмный ствол которой уходил куда-то вглубь, словно огромная пасть неведомого чудовища. По балкам были развешаны масляные фонари, тускло освещающие тёмные своды, дышать стало чуть труднее, вода от Верхнего пруда просачивалась сквозь невидимые глазу отверстия, и стекала по камням на склизкий пол. Семён снял фонарь и побрёл дальше, нервно теребя бороду, и постоянно оглядываясь назад. Порой он останавливался, и прикасался рукой к мокрым камням стены. Тут было слишком сыро для шахты.
Своды расступились, и перед ним открылась приличных размеров пещера, свет фонаря не доставал до потолка. Сталактиты причудливых форм росли тут и там, напоминая огромные клыки, словно чудовище было против его присутствия, и злобно ощетинилось.
Между этими "клыками" стояла большая избушка, внутри горел свет. Семён подошёл ближе, и только хотел открыть дверь, как из лачуги послышался шёпот. Всех слов разобрать не удалось, но точно было: хозяин... поговори со мной...
— Во дела, - подумалось ему, - какой-то чудак.
Тут он уже не стал мешкать, и громко постучал в дверь. Его пригласили войти, в лачуге стоял огромных размеров дубовый стол, заваленный бумагами, а за ним важно восседал сухонький мужчина лет пятидесяти. Непослушные волосы, отдающие сединой, постоянно сваливались ему на глаза, и он периодически отмахивал их в сторону широким жестом руки, словно какой-то артист. Прямо на столе стояло ведро, куда откуда-то с потолка капала вода, когда ведро наполнялось, мужчина вставал с места, и опорожнял его.
— Твоё лицо мне не знакомо, тебя Никифор послал?
— Так точно, ваше благородие!
От этих слов мужчина заулыбался, и поправил рукой сальные жиденькие усики. Но тут же взял себя в руки, сделал серьёзное лицо, и заговорил строгим голосом:
— Ты чьих будешь?
— Из крепостных я, звать Семён, Петрович, по батюшке, Никифор отправил меня сюда на работы.
— А меня Василий зовут. Ладно, так и запишем, Семён, - он отложил перо, - Вот что Сёма, Иван даст тебе кирку, и тележку, работаешь с ним. Обед в полдень, ночлег тебе покажут, алтын в день, и не отлынивать! Плата в первых числах месяца. Всё ясно?
Не успел он кивнуть, как их разговор прервал подбежавший работник.
— Василий Николаевич, беда, Сашку завалило, мы еле откопали, и там на теле следы какие-то! Мужики бояться трогать, все стоят, крестятся! Идёмте скорее, сами увидите!
— Да за день сегодня такой! Сначала чёртовы письма, потом это, - в сердцах воскликнул начальник, и бросил пачку бумаг на стол, - новенький! Пошли с нами, будешь помогать.
***
И они бросились по тёмным коридорам к месту завала, минуя десяток рабочих, всех грязных от пота и пыли. Часть камней уже убрали, и на каменном полу лежало два искорёженных тела в рваных рубахах. Работяги обступили трупы, стояли и перешёптывались, изредка доносились молитвы, и грозные выкрики, кто-то целовал оловянные кресты, и крестился.