– Так что же сделал Пенни Роял?
– Подарил мне сочувствие, или совесть, или обе эти способности, хотя я бы сказал, что одна следует из другой, – ответил Трент. – Я ощущаю боль, которую причиняю.
Они молча шагали за вторинцем, потом Сепия спросила:
– Ты жалеешь о перемене?
Трент уже собирался ответить: «Да, конечно», – но прикусил язык. Несомненно, обладание эмпатией ограничивало его способность действовать. Это было болезненно, это травмировало, но лишь потому, что жил он в мире, где боль и травмы считались делом обыденным. Однако сейчас перед ним открылись совершенно новые пути мышления, он будто вырос, стал более цельным. Вспоминая, каким он был, Трент видел ничтожного, ограниченного человека. Ранения прежней жизни, ее жестокость обрубили и выжгли его эмоции и мысли. Он видел человека, который никогда бы не почувствовал того, что он чувствует сейчас к Риик, но хорошо это или плохо, он пока не представлял.
– Не знаю, – выдавил наконец Трент.
Неужели это действительно сотворил Пенни Роял? Трент считал, что ему привили сочувствие и совесть, но, может, черный ИИ и не давал ему ничего? Может, Пенни Роял просто обезболил его мозг, соскреб гадкий налет с недействовавших функций и запустил их снова? Может, его совесть и сочувствие были парализованы и поэтому теперь, после столь долгого простоя, и ощущаются так остро?
Наконец вторинец подошел к большой, разделенной по диагонали двери, вставил клешню в специальное отверстие и отступил. Открылся вход в просторный шлюз с такой же дверью на другом конце. Прадор жестом предложил людям войти.
Сначала шагнула Сепия, сказав:
– Я заметила, что только у первенцев есть переводчики. Трент последовал за ней, и вскоре дверь за их спинами, заскрежетав, закрылась.
– Может, и к лучшему, что мы не понимаем, что говорят о нас вторинцы.
– Может, и к лучшему, что они не понимают, что мы говорим о них, – фыркнула Сепия. – Сдается мне, им слегка не хватает самоконтроля.
На последних словах ей пришлось повысить голос, поскольку загрохотала, открываясь, вторая дверь.
В огромном трюме стоял истребитель Спира. По всему полу темнели сварочные брызги, толпы роботов суетились у корабля, как осы над гниющим бананом. Суставчатая рука, тянувшаяся к хвостовой части, держала, похоже, готовый термоядерный двигатель. Всюду сновали вторинцы – одни в рабочих скафандрах-экзоскелетах, щетинившихся всевозможными инструментами, другие – нагруженные материалами. Тренту потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что «на картинке» не так: некоторые предметы просто висели в воздухе или крейсировали прямыми курсами между рабочими. Гравитация в этой зоне была отключена.
Изучая судно, Трент вспомнил, как впервые увидел его с «Залива мурены». Они с Габриэлем спорили, кому из них Изабель подарит капитанскую должность – после неизбежного приказа убить Спира. Это было до того, как Спир использовал свои прионы, чтобы парализовать их и смыться. До того, как Изабель, превращавшаяся в капюшонника, сожрала Габриэля.
Вторинец, который привел их сюда, прощелкал что-то и удрал. Проследив за его уходом, Трент снова переключился на разворачивавшуюся перед ним сцену.
– А что ты можешь сказать про него? – поинтересовалась Сепия.
Трент не стал переспрашивать про кого.
– Бывший военный спец по биошпионажу. Воскрешен совсем недавно, после сотни лет прозябания в мемпланте, но все еще чертовски опасный. Он обманул Изабель и увел корабль прямо у нее из-под носа. – Трент кивнул в сторону государственного истребителя. – Он мог бы убить и ее, и меня, но не убил. И ты уже видела, насколько он умен.
– Видела.
– Ну и что ты о нем думаешь?
– Он смотрит на меня так, словно хочет съесть.
– Но ты же наверняка к этому привыкла?
– Да, но когда бросают взгляды вот эти, создается впечатление, что без криков и крови не обойдется. – Она ткнула большим пальцем в ту сторону, куда ушел вторинец.
– Он, пожалуй, может показаться слишком серьезным, – заметил Трент.
– Нет уж, скорее – чертовски пугающим.
– Достаточно, чтобы тебя оттолкнуть?
– Определенно нет. Войдем, что ли?
Они вошли в трюм, и тут же кто-то позвал:
– Сюда!
Змея-дрон Рисс вынырнула из груды парившего железного лома и зависла в воздухе причудливым восклицательным знаком, после чего, извиваясь, устремилась к кораблю. Двигалась она точь-в-точь как змея, только ползла как бы по невидимой земле в метре над полом.