Среди смеха присутствующих странное лицо факира выражало почти зловещую суровость. Он открывал прошлое, а тем, кто не боялся, и будущее. Он также разоблачал пороки, обличал пьяниц и кутил, что вызывало смех. Иногда, когда он возвещал о скорой смерти или несчастье, внезапно водворялась тишина. Колдун был нанят, чтобы забавлять приглашенных; но, несмотря на это, ему бросали серебряные монеты, которые он брал, не поблагодарив, и прятал под ногой.
Подошла Шоншон, нерешительно и немного покраснев.
Что ей скажут? Бюсси насторожился.
Факир перебирал костяные пластинки с большим вниманием, страшно кося глазами. Его приподнятая бровь скрывалась под растрепанными волосами. Он заговорил глубоким и низким голосом:
— Источник, из которого ты хочешь пить, опьянит, тебя на несколько дней, но потом высохнет под твоими губами.
— Какие ужасы он говорит! — воскликнула Шоншон, отступая.
— Вы верите этим глупостям? — спросил ее Бюсси.
Факир поднялся и подошел к молодому человеку, на которого уже с минуту пристально смотрел.
— А ты сам не веришь?
— Конечно нет! — отвечал Бюсси. — Ты можешь предсказывать мне все, что тебе угодно: будущее далеко! Но бьюсь об заклад, что ты не скажешь мне ничего из моего прошлого, что могло бы меня поразить.
Факир пронизал Бюсси пристальным, блестящим взглядом, положил руку на его плечо и, помолчав с минуту, медленно сказал:
— Я сделал тебе больно, опершись на свежую рану, которую тебе нанес тигр?
Маркиз вздрогнул и побледнел.
— Признаюсь, я взволнован, — сказал он. — Возможно ли провидеть неисповедимые судьбы!
— Я вижу через время и пространство так же хорошо, как я видел рубец через материю твоей одежды; и это благодаря особой власти, которой я достиг путем размышления.
— Таинственная власть!
— Разве таинственна подзорная труба, которая приближает к твоим глазам то, что недоступно зрению? — важно сказал факир. — Много земных вещей кажутся невозможными, потому что они неизвестны. Я был погребен в течение шести месяцев в замурованной могиле, засыпанной землей, и лежал в ней в трех запечатанных гробах. Надо мной посеяли и сжали рожь. Когда отрыли могилу и увидали, что я открыл глаза и заговорил, толпа распростерлась передо мной, король бросился к моим ногам и предложил мне свои сокровища. Между тем в этом воскресении не было ничего волшебного. Я лучше других знаю законы природы — вот и все.
— Возможно ли, что у тебя мало гордости, когда ты стоишь так высоко над людьми? Ах, говори, предскажи мне мою судьбу!
— Я тебе не скажу всего будущего, сын мой; к чему заранее открывать книгу, которую тебе придется читать? Ты честолюбив; и ты прав, так как достоин того, к чему стремишься. Сегодня же вечером ты сделаешь первый шаг по дороге, которая приведет тебя к желанному концу. Но если ты хочешь, чтобы исполнились твои самые заветные мечты, слушай, что я тебе скажу, и не забывай моих слов.
— Я слушаю вас с доверием и уважением.
— Не понимая ничего в волшебстве, ты должен быть однако магом. Ты должен победить воображаемое зло мнимой силой. Запомни это. Твоя судьба интересует меня: я тебя еще увижу.
Сказав это, факир быстро удалился и затерялся в толпе.
Маркиз сел на мраморную скамейку; в ушах у него шумело, сердце сильно билось. Он, конечно, не верил в чудеса, и это волнение пройдет; но в данную минуту он взбаламучен.
Он так был поглощен своими думами, что не заметил, как мусульманский воин, не перестававший следить за ним, сел на скамейку недалеко от него. Незнакомец долго молча рассматривал его; и так как Бюсси, уставившись в землю, все еще думал, что он один, тот слегка дотронулся до его руки.
Маркиз подскочил и, узнав человека, которого он вызвал на дуэль, поднял глаза к небу, где еще блестели звезды.
— Еще день не наступил, — сказал он. — Чего ты от меня хочешь?
— Мне кажется, что ты человек, которого я ищу.
— Ну, так ты меня слишком рано ищешь, потому что наша встреча назначена на рассвете.
— Я не должен убивать тебя, если ты тот, за кого я тебя принимаю.
— Как! Ты искал меня раньше, чем я тебя вызвал? Разве ты меня знаешь?
— Я тебя не знаю, а вот уже много дней, как ищу тебя с зари до ночи.