— Ну, хорошо, мы согласны! Действуйте. Мы доверяем вам и не будем мешать вам.
— Я этого и ждал от вас, — сказал Дюплэ, вздохнув с облегчением. — Благодарю вас, господа; вы можете удалиться. Я оставлю только офицеров; время не терпит, а дела у нас много.
Члены совета ушли.
Лампы погасли, так как уже совсем рассвело и во дворце настала тишина.
— Готово, Фриэль? — спросил Дюплэ.
— Вашу подпись и печать.
— Я посылаю приказ д’Эспременилю, новому губернатору Мадраса, ничем не рисковать и ограничиться только защитой, — сказал Дюплэ, подписывая депешу. — Я уполномочиваю его действовать только в крайнем случае, не переставая, однако, энергично вооружаться. Тем временем я еще займу набоба переговорами, чтобы выиграть несколько дней. Вот, господа, что я теперь думаю сделать и чего я жду от вас! Так как невозможно рисковать городом, оставив без войск Пондишери, то я хочу перевернуть небо и землю, чтобы собрать и вооружить двести европейцев и семьсот сипаев, командование которыми вверяю Парадису. Де Бюсси остается здесь со своими волонтерами, готовый выступить в случае крайней необходимости. Как только мои люди будут вооружены, Парадис выступит; и если задуманное мною движение удастся, то я сильно надеюсь на успех. Но нужно будет совершить чудеса, мой старый инженер, а я не могу дать вам ни одной пушки.
— У нас будут ружья и штыки, — сказал Парадис, потрясая своей славной, храброй головой.
— В руках такого храбреца, как вы, этого будет достаточно; а европейская дисциплина, если я не ошибаюсь, должна восторжествовать над беспорядочным сбродом индусской армии. Ну, господа, отдохните теперь! — прибавил губернатор, делая прощальный жест. — После полудня приходите к г-же Дюплэ, я сообщу вам новости.
Офицеры поклонились и вышли.
— Останьтесь, Бюсси! — сказал Дюплэ, удерживая молодого человека. — Вы мне нужны. Дело в том, что нужно сделать своего рода нравственный смотр людям, которых я хочу наскоро вооружить. То, что ко мне посылают из Франции, чтобы составить войска, я должен признаться, способно вселить ужас. Это — воры, проходимцы, мошенники, словом, подонки каторги. Но вообще эти люди храбры и охотно жертвуют своей шкурой. Постарайтесь стать физиономистом: выберите мне самых смелых негодяев, — таких, которые уже дрались и в которых еще сохранилась патриотическая жилка. Но не верьте им на слово: они нагло лгут. Вам вручат их судебные процессы, чтобы вы могли проверить их слова. И еще: когда вы покончите с этим, не пренебрегайте вербовкой в городе, если это будет возможно. Обещайте хорошую плату. Я бегу в магазины за мундирами, тогда как Парадис осмотрит оружие. Останьтесь здесь: наши хвастуны придут сюда. Вы оставите тех, которых выберете; а Парадис через несколько часов придет за ними.
Несколько минут Бюсси оставался один, счастливый тем, что ему дали поручение как доверенному. Он восхищался хладнокровием и спокойствием губернатора в таком, действительно ужасном положении. Его приводила в восторг эта смелость гения, который не задумался выступить против целой армии с горсточкой людей.
Вскоре дверь распахнулась настежь, и, в сопровождении двух гренадеров, стали входить существа со свирепыми лицами, в жалких лохмотьях. Они имели вид обвиняемых, которых ведут на суд. Вид красивого молодого человека в бальном костюме, принимавшего их с улыбкой, смутил их. Шелковая одежда и уверенный взгляд дали им почувствовать, что перед ними какое-то высшее существо. Те, у кого были колпаки или шляпы, обнажили свои головы.
Бюсси обратился к ним дружелюбно, доказывая им, что хорошей службой отечеству можно загладить некоторые проступки молодости, приобрести уважение и быстро достигнуть благосостояния.
Фриэль принес список, в котором заключались краткие биографии каждого поименованного. Он выкрикивал их и указывал маркизу на строчки, достойные внимания.
Многие сознавались в мелких грешках. Бюсси, читая список, не всегда мог сдержать гримасу перед такой массой проступков. Но в особенности он отстранял слабых, больных или явно заклейменных оскотинивающим пороком.
Когда Парадис вошел в кабинет губернатора, он мог подумать, что попал в вертеп разбойников; но это зрелище не возмутило его.
— Боже мой, вот добрые малые! — воскликнул он. — Таких-то мне и надо. Они будут великолепны под уздой.