Передовые посты были рассеяны в одну минуту; и французы направились прямо на артиллерию Насер-Синга, за которой стояло двадцать пять тысяч человек пехоты.
Сейчас же завязалась оживленная битва.
Быстрота пушечных выстрелов была главной силой французов. Она мешала бешеному натиску неприятельской кавалерии прорвать ряды и позволяла нападающим шаг за шагом двигаться вперед, прикрываясь очень тяжелой для врагов ружейной пальбой.
Таким образом французы дошли до артиллерии черных, которая вскоре замолчала; они бросились вперед.
Отряды войск отступали перед шпагой героя Женжи. Они рассеивались и бежали. Но другие сменяли их: набобы и раджи, верные Насер-Сингу, являлись последовательно на место действия; и беглецы, построившись вновь в арьергарды, возвращались. Однако ничто не заставило дрогнуть неустрашимую колонну, которая медленно, но верно овладевала местностью, противопоставляя невозмутимое спокойствие и полную дисциплину беспорядочному натиску мусульман.
Так уже более трех часов длилась ожесточенная борьба; наконец французы достигли победоносно центра лагеря.
Солдаты остановились передохнуть, утомленные, но полные радости, что им удалось справиться с такой сильной армией. Они отирали лбы, на которых пот мешался с пудрой, как вдруг заметили сквозь разорванные линии индусов отряд всадников и пехоты, который приближался в боевом порядке, под звуки цимбал и барабанов, и которому не было конца.
Послышались унылые восклицания. Как! Неужели нужно было победить еще и эту армию? Молодцы так много стреляли, что ружья жгли им пальцы, не говоря уже о том, что руки устали нести оружие.
Но вот у де ла Туша вырвался радостный крик и, указывая шпагой на слона, в центре новой армии, который возвышался над всадниками, он вскричал:
— Радуйтесь, ребята! Это ваши союзники. Разве вы не видите французское знамя в руках черного воина, что сидит на спине этого слона?
Раздались восторженные крики — и французы с новыми силами бросились навстречу своему знамени.
Между тем Насер-Синг сидел в своей палатке, далеко от поля сражения, окруженный стражей и визирями своего двора, и принимал посланцев, которые ежеминутно простирались на пороге, отдавая отчет в битве. Но они скрывали правду из страха к царю и пересыпали свою речь бесконечными похвалами Божественной Тени.
— Пусть поспешат уничтожить горсточку этих пьяниц, и чтобы о них больше не было речи! — повторял субоб.
Между тем известие об истреблении их не приходило. Несмотря на страх, посланцы должны были признаться, что победа заставляла себя ждать и что французы так же живучи, как и акула-людоед, сердце которой, будучи вырвано, бьется в течение трех дней. Но они говорили, что французы будут скоро раздавлены, истолчены в порошок и выпиты, как несколько капель воды, лучезарным царским величеством.
Вдруг вошел умара, покрытый пылью, крича, что субоб в опасности: армия постыдно бежала, и победители находятся всего в нескольких саженях.
Насер привскочил с бешеным рычаньем.
— Что же делают вассальные принцы? — вскричал он.
— Войска набобов канульского, кадапского и других еще не выступали до сих пор, — сказал умара.
— Ах, негодные! — заревел король, скрежеща зубами. — Я велю с них с живых содрать кожу, посадить на кол и истереть жерновами. Пусть мне подадут моего слона и сейчас же принесут голову Музафер-Синга. Я брошу ее, вместо бомбы, этим дерзким французам; так как они дерутся из-за нее, то пусть же получат то, чего желают.
Он сел на своего слона и, окруженный стражей, бросился на вассальные войска. Он встретился с армией набоба кадапского, который предводительствовал сам.
— А, так вот ты, недостойный трус! — закричал он ему. — Так-то ты мне служишь: ты не осмеливаешься защитить знамя Могола и мое против таких презренных врагов!
— У меня только один враг — это ты, опьяненный кровью боров! — ответил набоб. — Нужно быть Насер-Сингом, чтобы думать, что преданность сына можно заслужить, уморив его отца побоями. Я поклялся убить тебя! Твое царство кончено, пьяный кровопийца!
— Стража, ко мне! — закричал субоб. — Разделайтесь с ним, привяжите к моему слону, чтобы он мог раздавить его шею ногами!
— Пуля долетит скорее, чем твои люди, — сказал набоб с оскорбительным смехом.
И с высоты своего слона он стал целиться, уперев в плечо карабин, выложенный слоновой костью и украшенный золотыми разводами. Он выстрелил и попал субобу прямо в сердце.