— Увы! Это несомненно.
— Ну, так пусть он нас не найдет здесь. Если ты любишь меня, следуй за мной: я хочу убежать и спрятаться в лесу.
— В лесу! — с ужасом вскричала Лила. — Как! Ты предпочитаешь сделаться жертвой хищных зверей, нежели стать женой молодого и могущественного царя? Бедный мой друг! Я думала, что ты примирилась с этим неизбежным несчастьем.
— Это было так, но теперь этого нет, — нервно сказала царица. — Это было бы невозможной пыткой в данное время.
— Почему же теперь это более невозможно, чем прежде? Ведь твое сердце непроницаемо, как алмаз, и осталось таким же холодным, как он.
— Мое сердце! Кто может знать, какой яд сжигает его? — сказала Урваси, нахмурив брови.
— Я, я знаю! — воскликнула Лила. — А, злая! Зачем ты так долго скрывала от меня то, что я знала раньше тебя?
— Как! Что ты знаешь?
Она схватила принцессу за руки, остановив на ней взгляд, полный тоски и гнева.
— Любовь нельзя спрятать, хотя бы она скрывалась за сотней покровов.
— В таком случае, смерть — мое единственное прибежище, если я не могла сохранить в тайне такой позор! — воскликнула царица.
— Как ты жестока ко мне, которая страдает тем же недугом. Но я горжусь моими страданиями, — сказала Лила. — Однако как же это возможно, чтоб тебя могла унизить любовь к человеку, пришедшему из далеких стран, в несколько лет наполнившему Индостан своей славой и провозгласившему твоего жениха царем?
— К неверному!
— Ах, царица! — вскричала Лила. — Ругунат-Дат открыл мне тайну браминов. Он сказал мне слова посвящения, которые гуру говорит шепотом только самым ученым; и если бы я не боялась нарушить клятву…
— Скажи мне эти слова, я хочу знать их.
— Ну хорошо, вот они: «Подобно Сурьи, который, под различными именами, есть дневное светило мира, которое зовут Брамой, Ормуздом или Аллахом, так и Он — везде Он».
— Я боюсь углубляться в смысл этого богохульства, — сказала Урваси, отвернувшись.
— Наоборот, это — божественная истина.
— Это не мешает мне отчаиваться, что я не сумела защититься от такой пагубной любви. Ах, Лила! Чего я ни делала, чтобы уничтожить это коварное чувство, которому наше сердце служит колыбелью! Но я подобна матери, которая решилась убить своего ребенка. Она хочет задушить его и в то же время ласкает его; она думает, что он умер, а он улыбается ей!
— Дай теперь волю твоему чувству! — сказала Лила, привлекая ее к себе. — Не сопротивляйся больше потоку, который разбивает все препятствия; он приведет тебя, быть может, к счастью.
— Ах, не говори так в тот день, когда несчастье уже приближается. Что делать, увы! Как избежать неизбежного?
— Призовем на помощь Раму. Может быть, герой спасет нас.
— Предупредить его, значит произнести смертный приговор царю, потому что тот, имя которого хранится в нашем сердце, сказал мне гневным голосом в ту страшную ночь на Острове Молчания, что он убьет всякого, кто приблизится ко мне. Ну, хорошо! — прибавила царица, вставая с решительным видом. — Я не приму этого посланника. Я объявляю войну субобу. Мы будем разбиты, мое царство исчезнет, пускай! Мы умрем героинями.
— Умоляю тебя, не будем торопиться. Мы всегда успеем умереть. Может быть, есть другие средства для нашего спасения. Но какая я сумасшедшая! — спохватилась Лила. — Я так перепугалась, когда ты лишилась чувств, что забыла про письмо, которое мне передал гонец, прибывший вместе с герольдами.
— Что же говорится в этом письме?
— Я еще не распечатала его.
Она быстро вынула письмо из-за пояса и сломала печать. Едва начав читать, она испустила легкий крик.
— Угадай, кто посланник!
— Он? — вскочила царица.
— Он! По крайней мере, в нашем несчастье есть немного радости. Послушай, что он пишет; он, кажется, очень печален: «Я принял на себя это горестное посольство; я не мог устоять против желания быть принятым в качестве посланника в том дворце, где меня когда-то приняли, как парию. Но главным образом я хочу увидеть ее, подольше и, без сомнения, в последний раз! Несмотря на мои угрозы, я не могу требовать, чтобы она отказалась от самого могущественного трона в Индостане. Пусть она поступит по своему желанию. Я сумею избежать отчаяния».
Царица взяла письмо и несколько раз перечитала его.
— Он, значит, не знает, что, благодаря ему, эта свадьба невозможна?
— Ты отлично скрыла от него, что перестала его ненавидеть.
Урваси покачала головой.
— Не достаточно, увы!
— Так мы объявляем войну царю Декана? — спросила Лила, улыбаясь.