Наконец достигли дворца, проехали почетные ворота; трубачи трубили, как при въезде царицы.
— Это посланнику она делает такой прием или тому, представителем кого он служит? — спрашивал себя Бюсси.
Он испытывал странные чувства радости и печали: счастье настоящей минуты, страх за будущее, сомнение, сменявшееся надеждой, острое волнение при мысли о свидании с возлюбленной — чувство, которое вскоре исключительно завладело им и возобладало над всеми другими.
Он спустился со спины Ганезы. Перед ним склонялись особы с величественной осанкой, приветствуя его прибытие в дивных, напыщенных фразах. Но он был так смущен, что не обращал на это внимания; и Наик, как бы в качестве переводчика отвечал за него в том же духе, пересыпая свои слова священными изречениями.
По этикету первый министр должен был принять посланника на пороге дворца; который бы предназначен для него. Эта обязанность выпала на долю Панх-Анана. Бюсси, предупрежденный Наиком, вздрогнул, очутившись лицом к лицу со своим смертельным врагом.
Удивление брамина было еще сильнее. Он отшатнулся, вытаращив глаза и расставив руки, и только наполовину сдержал крик ужаса. Он видел молодого человека украдкой, во время ужасного побоища в комнате из слоновой кости; но тогда через минуту он убежал, испуганный силой своего врага и боясь попасться под его удары.
— Ну, что ж, отец мой! — сказал теперь Бюсси со смехом. — Или ты думаешь, что у западного варвара есть яд, как у кобры? Или ты воображаешь, что перед тобой призрак?
Панх-Анан, не будучи в состоянии оправиться, пробормотал что-то и, окончательно растерявшись, юркнул в толпу придворных. Тогда, кланяясь, подошло другое лицо, со сложенными на груди руками.
— Я рад видеть тебя, знаменитый гость, — сказал он. — Буду ли я иметь счастье быть узнанным тобой?
Он смотрел на Бюсси с открытым видом и ласковой улыбкой. Это был доктор Абу-аль-Гассан.
— Конечно, я тебя узнаю! — вскричал маркиз, протягивая ему руку. — Неблагодарность кажется мне самым отвратительным недостатком, и я должен тебя поблагодарить.
— Угодно ли тебе последовать за мной? — сказал Абу-аль-Гассан. — Я беру на себя исполнение обязанностей министра, так как он скрылся, как будто увидал Сиву, вооруженного трезубцем.
Потом он тихо прибавил:
— Принцесса Лила наверху; она желала приветствовать тебя на пороге твоих покоев.
Бюсси ускорил шаг. Они пошли по галерее, отлого подымавшейся вверх; пол ее был усыпан песком из золота, алоэ и сандала; она напоминала ему ту, по которой он поднимался во дворец Молчания.
К нему навстречу шла улыбающаяся Лила. Она держала, прижав к стану, корзинку, наполненную плодами.
— Во имя царицы Бангалора, приветствую тебя! — сказала она, опускаясь на одно колено, прежде чем он мог помешать ей. — Дворец озарился твоим присутствием, как озаряется небо, когда Сурья вступает туда. Прими эти плоды, которые сама государыня нарвала для тебя по утренней росе; прими также бетель и, как подарок в честь твоего приезда, это опаловое ожерелье, сохранившее еще теплоту от нежного прикосновения к царской груди.
Она взяла ларчик из рук пажа и поднялась, чтобы надеть ожерелье на шею маркиза, причем шепнула ему с лукавым видом:
— Я надеюсь, что на этот раз ты не оттолкнешь драгоценности, а также ту, которая тебе их подносит.
Он успокоил ее улыбкой, но она приложила палец к губам, чтобы дать ему понять, что он не должен узнавать ее и должен держаться важно и холодно.
Одна баядерка принесла золотую кадильницу, а другая полила горящие угли благовониями, которые тотчас же закурились. Принцесса кадила несколько времени, затем, пока звучали тамбурины и женщины пели торжественный гимн, она несколько раз обошла вокруг молодого человека, с поднятыми вверх ладонями, прикладывая ко лбу большие пальцы.
Бюсси жил в воображаемом Индостане; он вспомнил Рамайяну и с гордостью сознавал, что ему известно имя воздаваемых ему почестей «прадакшина».
Потом они вошли в покои, и, чтобы на минуту отдалиться от толпы рабов и пажей, Лила провела его на террасу, откуда видны были многие здания дворца.
— Наконец-то! Дай мне твою руку, дорогая сестра, — вскричал Бюсси. — Все обряды исполнены относительно посланника, но брат, в свою очередь, требует сердечного приветствия.
— Будем осторожны! — сказала она, позволяя ему тихонько поцеловать руку. — Не забывай, что мы видимся в первый раз.